Рассвет наступит неизбежно - Франсин Риверс

— Я подумаю об этом.

— Не думай об этом! Исполняй то слово, которому я тебя учил. Живи достойно Иисуса Христа. Радуй Бога всей своей жизнью.

— Мне легче умереть за Него самому, чем стоять и смотреть, как тебя изрубают на куски!

— Сатана знает это лучше тебя. Ты должен противостоять ему. Оставайся верным Богу, положись на Христа. Если я умру сегодня вечером, радуйся. Я буду с нашим Господом! Нет в мире такой силы, которая может отлучить меня от Христа Иисуса. Ты знаешь, что и смерть не может этого сделать.

Люди впереди остановились. Хольт подошел к ним, и свет факела осветил его лицо, отражающее гнев и страх одновременно.

— Молчите! — Он посмотрел на Атрета. — Ты знаешь закон.

Атрет было возмутился, но Феофил кивнул головой и больше не произнес ни слова.

По мере приближения к священной роще Феофил увидел огонь, горящий в укрытом месте. Их ждал какой–то старый жрец, его тяжелая белая полотняная туника была украшена жемчугом. Посреди поляны стоял очень старый дуб, и когда все расселись, жрец вытащил из дупла дуба символы Тиваза.

Гундрид с почтением поднял над головой золотые сосуды, чтобы все их видели. Этот момент ритуала был для него самым волнующим, и, совершая его, жрец чувствовал, как его наполняет некая сила. Издав громкий возглас, он поставил сосуды на грубый каменный жертвенник возле костра, огонь которого никогда не иссякал. Атрет развязал веревки, освободив руки и ноги Феофила. Смотав веревки, он положил их рядом.

Вынув из–за пояса кинжал, Гундрид надрезал себе руку и пролил собственную кровь на священные сосуды. Потом к нему подошел Руд, проделал то же самое, после чего передал кинжал Хольту.

Когда Хольт завершил ритуал, Гундрид взял у него кинжал. Полони его плашмя на ладони, он повернулся и протянул кинжал Атрету, выжидающе глядя на него.

— Мы долго ждали твоего возвращения. Атрет, сын великого Гермуна, вождя хаттов. Тиваз ждет, когда ты снова принесешь ему клятву.

Атрет не сдвинулся с места. Он смотрел на Гундрида и не говорил ни слова.

Старый жрец подошел к нему ближе.

— Возьми кинжал из моих рук. — Аномия предупредила Гундрида о том, что Атрет утратил веру. — Ты человек чести, — сказал он, желая прославиться возвращением Атрета к устоям племени. — Помни свою клятву.

Атрет медленно встал.

— Я отрекаюсь от Тиваза, — сказал он так громко, чтобы все вокруг услышали.

Гундрид отпрянул от него. Сжав в руке рукоять кинжала, он убрал его за пояс.

— Ты смеешь говорить это перед жертвенником нашего бога? — сказал он, и его голос с каждым словом становился все более угрожающим.

— Да, смею, — спокойно сказал Атрет, и это его спокойствие контрастировало с замешательством всех собравшихся. Он бесстрашно смотрел в лица людей, которые теперь взирали на него с недоверием, гневом и страхом. — И я смею не только это. Я говорю при всех, что Иисус Христос есть Господь всего света! — воскликнул Атрет, и его голос эхом пронесся по всей священной роще.

Подул ветер, зашумели листья на деревьях, и всем показалось, будто к ним пришло какое–то гигантское невидимое существо. Страх охватил Гундрида, и он стал неистово молиться, призывая Тиваза отвратить от них свой гнев. Даже Атрету стало не по себе, когда в лесу наступила такая тишина, что даже лягушек и насекомых не стало слышно, а вокруг неугасимого огня образовался какой–то холод. Атрет почувствовал некое присутствие, совершенно необъяснимое.

Гундрид бросил что–то в огонь, и пламя вспыхнуло яркими красками, вверх полетели искры. Воздух наполнился запахом горящей серы, смешанным с какими–то другими, непонятными запахами. Гундрид закатил глаза, как будто им овладела некая сила.

Он стал произносить непонятные слова, его голос сделался глухим и гортанным, диким и хриплым.

— Тиваз говорит, — сказал Руд, и все, кто наблюдал эту сцену, в ужасе замерли, а потом начали бить своими мечами в щиты и кричать. Гул все нарастал, наполняя темноту. «Тиваз! Тиваз! Тиваз!» Это имя звучало, подобно барабанному бою, его повторяли непрестанно, пока священник не издал такой крик, от которого даже у Атрета мороз прошел по коже. Гундрид собирался объявить откровение, которое на него нашло.

Все замолчали, глядя на происходящее и ожидая.

Гундрид повернулся к стоящему возле него Атрету. С присущей ему проницательностью старый жрец увидел в глазах бывшего вождя сомнения и страх. Тиваз еще не утратил над ним своей власти.

— Тебя обманули, Атрет, — сказал Гундрид и указал пальцем на Феофила. — Тиваз открыл мне тайные намерения этого человека! — Он оглядел собравшихся вокруг воинов. — Этот римлянин говорит о мире, — закричал он, — но несет нам ложь и какого–то неведомого нам Бoгa, чтобы ослабить наш народ! — Гундрид раскинул руки, как бы заключая в объятия всех присутствующих. — Если вы послушаете его, то погибнете!

Хаттские воины снова закричали, взывая к Тивазу. Гундрид слушал эти возгласы и вздымал руки вверх, призывая кричать громче. Глядя на римлянина, сидящего рядом с Атретом, он чувствовал себя бесспорным победителем. Ему очень хотелось, чтобы этот римлянин закончил свою жизнь не в честном бою с самым сильным воином хаттов, а иначе…

Феофил испытал праведный гнев, глядя в полные злорадства глаза старого жреца. Со всей ясностью, которую дал ему Святой Дух, Феофил видел, что Гундрид вовсе не хочет этого поединка. Жрец пытался убедить воинов в том, что Тиваз требует вместо схватки человеческую жертву.

— Господи, я готов умереть в сражении, но не на жертвеннике сатаны! А что будет со всеми этими людьми? Если они сейчас заключат союз племен и восстанут против Рима, они рассеются по земле, как евреи.

Крики становились все оглушительнее и неистовее.

Феофил неожиданно встал.

— Меня привели сюда, чтобы я сражался с самым сильным из ваших воинов и чтобы исход поединка показал, будет у вас союз племен или нет! — закричал он с вызовом. Удивившись такой смелости, собравшиеся притихли. Потом и вовсе замолчали, когда Феофил так же бесстрашно вышел на середину поляны и посмотрел в глаза Гундриду. — Или твой бог боится исхода поединка?

Собравшиеся разразились негодующими криками.

Молодой Рольф вскочил и тоже вышел на середину, явно стремясь сражаться.

— Ты умрешь, римлянин!

— Слава Тивазу! Слава Тивазу!

Феофил снял пояс.

— Христос Иисус, будь со мной. Дай мне силы и терпение, — сказал он и вынул свой меч из ножен. — Да будет эта битва во славу Твою, Господи. — С этими словами он отбросил далеко во тьму свой пояс.

И меч тоже, — услышал он вдруг тихий, спокойный голос.

От неожиданности Феофилу даже показалось, что ему не хватает воздуха. Его ладони вспотели, сердце забилось сильнее.