Прекрасные господа из Буа-Доре - Жорж Санд

Кроме того, он узнал, что в Париже никто не может именоваться прекрасными господами, если не принадлежит ко двору. Иногда на прогулках на них обращали внимание, отмечая контраст между странно накрашенным лицом маркиза и очаровательной свежестью Марио. Какое-то время маркиз наивно думал, что его узнают, улыбался прохожим и подносил руку к полям шляпы, готовый принять знаки внимания, которые ему никто и не собирался оказывать. Из-за этого он постоянно выглядел неуверенным и растерянным, а также преувеличенно вежливым, что смешило прохожих. Сидящие или прогуливающиеся дамы говорили одна другой:

— Это еще что за старый безумец?

А если среди дам оказывался кто-то из тех домов, где принимали Буа-Доре, или кто-нибудь с той улицы, на которой он проживал, на вопрос давали и ответ:

— Это провинциальный дворянин, который бахвалится тем, что якобы был другом покойного короля.

— Какой-нибудь гасконец? Они все только и делали, что спасали Францию. Или беарнец? Они все — молочные братья доброго короля Генриха.

— Нет, старый дуралей из Берра или из Шампайи. Бахвалов и там хватает.

Как ни старался добрый Сильвен казаться значительной персоной, он выглядел бледно на фоне этой забывчивой и разряженной толпы. Маркиз говорил себе с некоторой досадой, что уж лучше быть первым в деревне, чем последним при дворе. Однако он был уверен, что с помощью хитрости и интриг он мог бы протолкнуть Марио, как и многих других, ко двору, но опасался нарваться на оскорбление из-за своего сомнительного титула маркиза.

Устав от роли провинциального зеваки, маркиз едва не заскучал, но тут Марио потащил его осматривать памятники искусства и науки, в которых для юноши и заключалась основная привлекательность королевской столицы.

Удовольствие и польза, которые получил Марио, несколько утешили старика, ибо он в глубине души считал путешествие провалом.

Он не говорил Марио обо всех своих разочарованиях. Он всегда надеялся разыскать семью его матери и добиться для него какого-нибудь громкого испанского титула, а может, и наследства.

Он несколько раз писал в Испанию, чтобы получить сведения, а также сообщить о Марио на случай, если эта самая семья проявит к нему интерес. Получал он всегда туманные, возможно, уклончивые ответы!

В Париже он решил лично посетить посольство. Его принял кто-то вроде секретаря по личным делам и сообщил, что это запутанное дело в основном прояснилось. Маркизу объяснили, что похищенная и исчезнувшая молодая дама действительно принадлежала к знатной семье из Мериды, а Марио является плодом тайного брака, который может быть признан недействительным. Молодая дама не имела никаких прав на состояние, а родственники совершенно не желают признавать молодого человека, воспитанного старым еретиком с недоброй репутацией.

Оскорбленный маркиз решил в отместку за презрение отплатить самонадеянным испанцам полным равнодушием. Ему и так многого стоило околачиваться у дверей испанского посольства, сама вывеска которого внушала ему, старому протестанту и доброму французу, ненависть.

Однако он огорчился и доверил свои мысли неразлучному Адамасу:

— Конечно, — говорил он, — жизнь сельского аристократа самая спокойная и самая почтенная, но если она подходит тем, кто за нее дорого заплатил, то для молодого сердца Марио она может показаться тягостной и даже постыдной. Я уделял столько внимания его воспитанию, благодаря его ранним способностям мы сделали из него образцового дворянина, который может все… И это лишь для того, чтобы он похоронил себя в родовом гнезде, потому что ему не надо зарабатывать себе состояние, а сердце у него доброе и отзывчивое! Может, ему стоит проявить себя на войне и в приключениях или каким-нибудь блистательным деянием завоевать этот титул маркиза? А то идеи Великого кардинала о всеобщем порядке того и гляди лишат его титула. Я знаю, он еще молод, и время пока не потеряно, но, на мой взгляд, он склонен к наукам, а я не представляю, как на этом поприще можно отличиться?

— Сударь, — ответил Адамас, — если вы думаете, что ваш сын не будет столь же отважен, как и вы, в сражениях, вы просто не знаете его.

— Я не знаю сына?

— Нет, сударь, вы его знаете недостаточно: он скрытен и любит вас так, что никогда не решится поделиться с вами мыслью, которая может вас встревожить или огорчить. Но мне-то все известно: Марио мечтает о войне так же, как и о любви, и если вы в ближайшее время не поддержите его честолюбивые мечты, увидите, он расстроится или заболеет.

— Не дай Бог! — воскликнул маркиз. — Завтра же расспрошу его об этом.

Когда в таком деле говорят о завтрашнем дне, стало быть, откладывают на неопределенное время, и маркиз отложил. Отеческая слабость одержала верх над отеческой гордостью. Марио был еще недостаточно вынослив для того, чтобы переносить тяготы войны, впрочем, предполагаемая война с Англией и Испанией, казалось, несколько отодвигалась благодаря огромным усилиям Ришелье, направленным на создание французского флота. Торопиться было некуда, время еще оставалось: рано или поздно пора придет.

Итак, в конце осени все вернулись в Бриант и обнаружили Люсилио уже женатым на Мерседес.

Марио, узнав эту новость в Париже, воспринял ее скорей с удовлетворением, чем с удивлением. Он давно уже почувствовал пламя страсти, иногда обжигавшей его, и в сдержанной пылкости Мерседес, и в нежной меланхолии Люсилио, и даже в сладких и страстных мелодиях его инструмента. При мысли о счастливой любви его сердце словно клещами сжимало, но он необыкновенно умело владел собой. Отец жил только для него, и Марио рано научился скрывать свои чувства. Иногда Адамас упрекал его за скрытность.

— Мой отец стар, — отвечал Марио. — Он дорожит мной, как мать дорожит ребенком. И моя обязанность — не сокращать его дни тревогами, небо поручило мне заботиться о его долгой жизни.

Лориана жила в Пуату, и известия от нес приходили редко. Маркизу она писала нежно и уважительно, а о Марио едва упоминала, словно опасалась его растревожить.

Напротив, она с неприкрытой нежностью обращалась к Мерседес, Люсилио и всем верным слугам дома. Казалось, что ее привязанность к этим людям выражалась за счет скрытой любви к Марио, кому эта любовь принадлежала по праву. Она писала, и не раз, с некоторым жеманством, что есть претенденты на ее руку и что скоро сна сообщит о своем решении маркизу, которого считает вторым отцом.

Странным казалось то, что каждый год она вновь и вновь упоминала о возникавших планах ее бракосочетания, но никогда не сообщала друзьям о том, какой же выбор она сделала. Она словно хотела, чтобы они поняли следующее: «Я не выхожу замуж потому, что мне так нравится, а вовсе не потому, что я кого-то жду, как вы могли бы подумать».

Действительно, именно с этой целью она и писала письма, а вот каково было ее расположение духа?

Господин де Бевр отвез Лориану, как и обещал, в Пуату к родственнице и вскоре оставил ее одну. Перед отъездом он заявил, что маркиз и его наследник, с которыми он разговаривал в Бурже, ответили ему очень холодно. Марио проявил себя рьяным католиком и поклялся никогда не вступать в «смешанный» брак. Это известие сильно растревожило сердце девушки.