Дендрофобия - Наталья Горская

– А Вы верите в Бога?

– А не скажу. И Вас спрашивать об этом не стану. Не нужно об этом никому говорить… Мэр тут наш плакался: молюсь, говорит, каждую неделю за благополучие города и народа, а ни одна сволочь не догадывается, как у меня душа болит, за народ-то. По субботам ездит в храм районный, по полдня там торчит, как памятник всем скорбящим. Очень по-русски: развалить экономику города, разворовать муниципальный бюджет и… молиться! Я по грубости своей ляпнул, что он, видимо, на тот счёт молится, чтоб прокуратура за яйца не взяла за его «душевные терзания токмо о народе ради». Ох, он обиделся, чуть не разревелся: не понимаешь ты, говорит, тонких вибраций нашей широкой и загадочной души. Тьфу! Вот баба-то в мужском обличии…

– Я мэра здешнего так и не видела.

– Его трудно увидеть – он редко в своём городе бывает.

– Почему?

– А чего делать охочим до комфорта мэрам в неприспособленном для жизни селении?

– Разве это не работа Администрации: делать вверенный им населённый пункт пригодным для жизни?

– Не знаю. Но думаю, если Вы им это скажите, они очень удивятся. Я Вас заговорил. Ваш муж не спохватится, что жена в милицию ушла и след простыл?

– Мой муж привык, что я языком где-нибудь обязательно зацеплюсь. Да он и не заметит, он у меня диссертацию пишет. Говорит, что здесь всё к этому располагает: время бежит медленно, спешить некуда.

– Нравится ему здесь?

– Ага.

– Так оставайтесь. В принципе, тут не так уж и плохо. Главное, зиму пережить.

* * *

Тут Людмила Евгеньевна и поведала своему новому знакомому, что зимний экзамен они как раз не прошли: уезжали к сыну. За это время дом их разорили, а теперь в милиции не хотят даже заявление принять. Её собеседник удивился, зачем она обращается с этим в милицию. В ответ она удивилась не меньше:

– Ну, как зачем? Надо же выяснить, кто это сделал!

– Обычно это выясняют, чтобы грабитель возместил нанесённый ущерб. Но ваш дом обнесли, скорее всего, местные алкаши, которые нигде не работают, поэтому и возмещать ничего не будут. Вы ничего не сможете с них стребовать. С таких даже жёны не могут никаких алиментов на детей получить.

– Ну хоть что-то у них есть? Где-то они живут? Пусть продают свои квартиры…

– Они преимущественно с мамами своими живут. Вы пойдёте с этой несчастной мамы требовать, чтобы она продавала своё корыто, в котором полощет портки сына-алкаша?

– Пусть тогда отрабатывают.

– Где? Работы нет даже для законопослушных граждан, обладающих знаниями, профессией и опытом работы. А кто возьмёт на работу этих деградирующих пьяниц, которые ничего кроме пьянки не умеют?

– Ну, я не знаю, – сдалась Людмила Евгеньевна. – Были же раньше законы о каких-то общественно-полезных работах.

– Вот именно, что раньше. Сейчас нет. Даже если их найти и посадить, Вы всё равно ничего не выиграете. Они выходят через год за примерное поведение, да и вообще тюрьма не делает людей лучше. Милиция не берётся за такие дела, потому что их раскрыть невозможно.

– Почему невозможно? Не найти какого-то пьяницу?

– Представьте себе, не найти.

– Не может такого быть. Что ж тут сложного?

– Найти человека не так-то легко, особенно преступившего закон. Вы слышали что-нибудь о проценте раскрываемости преступлений?

– Я слышала, что в милиции от этого процента зависит оплата труда.

– Правильно, это что-то вроде выполнения плана. В нашем городе раскрываемость достаточно высокая, процентов семьдесят. Это очень хороший процент. Для сравнения, в Москве – процентов тридцать-сорок.

– В Москве?!

– Ничего удивительного. Чем больше город, тем выше уровень преступности, больше конфликтов между различными сферами влияния. В большом городе есть возможность затеряться в толпе, отсидеться где-то, найти хороших адвокатов. В столице много юридически грамотно состряпанных махинаций по части недвижимости, а в провинции недвижимость такая, что на неё мало кто позарится, люди до сих пор в аварийных бараках живут.

– Вот мы из Москвы и рванули, что там настоящая охота ведётся на пенсионеров с жилплощадью. Из собственной квартиры вышвырнут и не докажешь ничего.

– Как же, наслышаны про ужасы столичного квартирного вопроса. Опять же, больше преступлений среди госчиновников и крупных бизнесменов, которых практически невозможно на чистую воду вывести. Слышали, сейчас в Смольном опять кого-то разоблачают, да уж второй год не наскрести «достаточных улик и доказательств». Для чего такие спектакли на всю страну затевают, если и так все понимают, что не посадят? У страны уже в сознании закреплено, что, хотя вор и должен сидеть в тюрьме, но не обязан.

– Да уж! Скорее у человека группа крови изменится, чем таких посадят. Смехота: им теперь условно почти десять лет дают, а они ещё и ерепенятся, чего «так много»! Сделали гибкое законодательство, чтобы под ворюг прогибалось. Раньше десять лет давали без права переписки, а условно только два-три года – не больше. Скоро сделают условно пожизненно, как мой Илья Михайлович шутит. Чиновники сами и пишут законы. Под себя.

– Собственно, именно для этого и становятся чиновниками. Ворующий чиновник – стопроцентный «глухарь» для следствия. Именно поэтому самый худший показатель раскрываемости в Питере – «ударные» двадцать пять процентов. В целом по стране раскрывается чуть больше половины всех зарегистрированных преступлений.

– Откуда Вы всё это знаете? Вы юрист?

– Нет. Об этом можно прочитать в обычных газетах, услышать в новостях. Для улучшения показателей по раскрываемости милиция отказывается брать заявления «по мелочи», когда никого не убили, не покалечили. Пьяниц среди общей массы искать трудно – публика обезличенная, один мало чем от другого отличается. Найти можно, но тратить на это силы, время и кадры никто не будет. И в районном управлении это знают, и даже в областном. Сверху спустят приказ раскрыть, но кому? На местах не хватает следователей и оперативников как таковых, поэтому они уговаривают потерпевших забрать заявление, «не портить показатели». Или выколачивают признания из тех, кто подвернётся, чтобы хоть как-то замазать дыры в отчётах. Оно Вам надо? Даже если Вы пожалуетесь выше, никого не снимут и не накажут, потому что здесь и так работать некому. Здесь никто не держится за своё место. В эМВэДэ борьба за кресла идёт в высших эшелонах власти, где оклады в стоимость новой иномарки и столичная квартира с пропиской. А сюда бедолаг ссылают против воли, как раньше на Кавказ или Камчатку ссылали. Предыдущего начальника милиции сюда сослали из соседнего областного центра, из Великого из Новгорода, где он проворовался на торговле бензином для служебных машин. Но он и здесь не терялся, тоже весьма прибыльные дела прокручивал в свободное от основной работы время. Нынешний начальник раньше вообще в Питере служил, очень толковый оперативник, шёл на должность начальника отдела. Споткнулся на том, что в силу оперативного таланта размотал запутанный клубок о крупных хищениях, а ниточка тянулась аж из Москвы. Ему бы остановиться, догадаться, но он в азарт вошёл – с сыскарями это иногда случается. Попёр такие имена выковыривать, что его сначала «попросили» с ОМОНом на Кавказ прогуляться, а когда там не убили, то уж добро пожаловать сюда, в наше болото. Ещё легко отделался, можно сказать.