Трагедия Цусимы - Владимир Семенов

Я говорил уже, что адмирал «сделал, что мог» — донес о тех планах, которые он считал единственно осуществимыми, и смело заявил, что «не имеет надежды» выполнить возложенную на него задачу — овладеть морем. Тем не менее осуществление этой задачи было ему указано с помощью… Божией и тех подкреплений, которые будут высланы… Тут уж не поспоришь!..

Правда, была сделана одна отчаянная попытка — удрать от «обузы»… Увы! — не удалось! Вот случай, когда можно было по чистой совести назвать телеграф проклятым изобретением!..

В то время, как мы негодовали, или, выражаясь морским жаргоном, «травились», в Петербурге наши бумажные стратеги в тиши кабинета составляли планы. Моряки только по мундиру (случайно им присвоенному) беззастенчиво морочили людей, вовсе в морском деле несведущих, создавали стратагемы, развертывали перспективы, не имевшие под собой никакой почвы, кроме самомнения их изобретателей и простодушного доверия слушателей.

Вести транспортный флот мимо Японии, возлагать на эскадру задачу не только быть ежеминутно готовой вступить в решительной бой с сильнейшим противником, но еще и конвоировать транспорты было до такой степени нелепо, что даже стратеги Маркизовой лужи не осмеливались высказаться за такое решение вопроса. Казалось, был один выход, и за него радостно ухватились, о нем говорили и тогда, и после войны, задним числом. Это — обосноваться, устроить временную базу в каком-нибудь промежуточном пункте, оставить там транспорты, все лишнее и, налегке, идти искать решительного боя; в случае удачи — очищения дороги хотя бы на короткий срок — воспользоваться этим временем и всей «армадой» проследовать во Владивосток; в случае неудачи — отступить на свою временную базу, пополнить запасы и… — действовать, сообразно обстоятельствам.

Не буду перечислять здесь всех проектов пресноводных моряков, среди которых встречались и столь смехотворные, как указание на Петропавловск (Камчатский), отрезанный от мира не только в смысле телеграфа, почты и путей сообщения, но даже и климатическими условиями (там весна — царство туманов) или овладение о-вами Бонин-сима, где нельзя найти удобной якорной стоянки не только для эскадры, но даже и для небольшого отряда боевых судов. Эти прожектеры достаточно ясно показали грубое незнакомство с лоцией, с умением разобраться в морских картах, достаточно обнаружили, что, берясь решать военно-морские вопросы, познания свои черпают из учебника географии Смирнова (для младших классов гимназий) и подкрепляют их лишь беглым просмотром географического атласа всего света издания Ильина.

Как я сказал уже, план, хотя бы самого кратковременного утверждения на промежуточной базе, — являлся, до известной степени, выходом из отчаянного положения, в котором находилась эскадра, имевшая перед собой задачу, успешное осуществление которой зависело почти исключительно от помощи сил небесных, а по слабому человеческому разумению было просто невозможно.

Об этом плане немало говорили и, конечно, еще больше думали на эскадре. Адмирал в предвидении возможности такого оборота дела, чувствуя, что, несмотря на все его донесения, Петербург упорно держится правила — «Нам лучше знать, что и как», — давно уже наметил себе опорным пунктом Чусанский архипелаг, лежащий на подходе к Шанхаю с юга и находящийся от Японии в расстоянии около 500 миль. Рейды этого архипелага могли бы свободно вместить флот вдвое больше нашего, а главное, в тактическом отношении были превосходны в смысле легкости организации обороны на случай внезапного нападения (Прошу не смешивать Чусанский архипелаг с группой Седельных островов, как это делают малосведущие в морской географии. Седельные острова были бы для такой цели вовсе непригодны). Были и другие подходящие места на китайском побережье, как например Nimrod Sund.

Все эти расчеты на китайские воды пришлось оставить ввиду полученного адмиралом официального уведомления, что, забывая про Чемульпо и Чифу, Англия принимает на себя обязательство охраны нейтралитета территориальных вод Китая, и буде он окажется нарушенным, готова поддержать его вооруженной силой. Ни много ни мало — угроза войной, и адмирал Рожественский был глубоко прав, указывая в заключении письма своего, напечатанного в «Новом Времени» (21 декабря 1905 г.), что за спиной японской эскадры стояла английская.

Таким образом, на китайские воды был наложен запрет. Французское правительство, как известно, прилагало все усилия к скорейшему и окончательному изгнанию эскадры из своих территориальных вод; об английских, американских — и говорить нечего; оставалось поискать, не найдется ли подходящего местечка в водах, принадлежащих самой Японии, конечно, при условии, что водвориться в нем можно без больших потерь.

Бонин-сима, Лиу-киу, Мияко-сима, порта Формозы — говорить о них могли только люди, не умеющие читать морских карт, никогда не заглядывавшие в лоцию Тихого океана (Есть такие книги, издания английского Адмиралтейства). Единственный подходящий пункт был рейд Mono на Пескадорских о-вах (в Формозском проливе). Но, как я упоминал уже, японцы не оставили его своим вниманием: подходы к нему были минированы; на прилежащих островах возведены временные укрепления, вооруженные осадной артиллерией и снабженные гарнизоном. Овладевать этой базой пришлось бы с бою. Допустим, что силы небесные, отступившиеся от нас при Цусиме, в данном случае оказали бы нам полное содействие, и мы утвердились бы в Mono, не потеряв ни одного корабля и понеся самый незначительный урон в рядах десанта, высаженного для овладения берегом.

Во всяком случае, некоторая, быть может, весьма значительная, часть нашего боевого комплекта снарядов была бы израсходована, а пополнить его не представлялось возможности… Между тем идти в бой с сильнейшим противником, не имея полного комплекта боевых припасов, довольно… рискованно (конечно, бумажные стратеги и внимания не обращали на такую мелочь). Допустим, однако, что и с этим можно было бы помириться. Но дальше? От Mono до Владивостока без малого полторы тысячи миль, а до Корейского пролива без малого тысяча миль. Могла ли эскадра, опираясь на эту базу и отправляясь в поход для действий в Японском море, оставить ее без прикрытия, без десанта на береговых укреплениях, которые пришлось бы вооружить пушками, снятыми с судов, без отряда судов, охраняющего подходы с моря? Конечно, нет! В противном случае на другой же день по удалении эскадры новоявленная база со всеми запасами была бы в руках японцев, и для этого было бы достаточно батальона солдат, перевезенного с Формозы, и небольшого отряда минных судов, или даже вспомогательных крейсеров. Вернувшись, в случае неудачи, эскадра встретила бы не друзей, а врагов и оказалась бы совершенно бесприютной, лишенной даже своей плавучей базы — транспортов… Значит, оставлять охрану? Какую именно? Конечно, устарелые суда. Но если командующий эскадрой доносил, что даже и в полном составе он «не имеет надежды» овладеть морем, т. е. одержать победу в решительном бою, то при разделении сил эта задача являлась еще менее осуществимой! Кажется, ясно?

Патентованные стратеги, заботившиеся не о чести русского имени, а лишь о том, как бы своими псевдонаучными соображениями оправдать предвзятые решения своих покровителей, полагали иначе… Впрочем, у них заранее была подготовлена лазейка: «Если вы действительно не имели надежды на победу в открытом бою, а не пугали только, так и оставили бы здесь то, что считали обузой, а сами прорывались бы во Владивосток! Обуза сыграла бы роль оттяжки японских сил!.. Но ведь этот план — прорыв — предлагался еще четыре месяца назад, когда японская эскадра была обессилена почти годичной тяжелой боевой службой, а наша эскадра рвалась в бой! Зачем же тогда эти два месяца томительного ожидания на Мадагаскаре и еще более томительный месяц скитания у берегов Аннама, подорвавшие силы личного состава? Зачем посылка этих «подкреплений», обреченных сделаться дешевыми призами для японцев, бесплатной премией к первой эскадре, забранной в Порт-Артуре?.. Разве думали об этом люди, основной мыслью которых было — «угодить» и «не прогневить», а главной заботой — в случае чего, сухим из воды выйти… Теперь, когда случилось худшее, чем можно было ожидать, когда всякий другой выход, грозивший не столь полным разгромом, кажется почти успехом, они пользуются своей лазейкой, но воображаю, какой вопль поднялся бы с их стороны, если бы адмирал тогда принял подобное решение! Как они кричали бы о преступном разделении сил, о гнусном предательстве товарищей, брошенных, обреченных в жертву и т. д…