Танец Арлекина - Том Арден

— Ката, о чем ты?!

По усыпанной гравием дорожке прогрохотали тяжелые шаги.

— Эй! — послышался чей-то окрик.

— Кто здесь? — присоединился к нему другой голос.

Джем схватил за руку Кату. Ката ответила ему рукопожатием. На несколько мгновений они как взлетели, поднялись над временем, перестали слышать стаккато дождевых капель, шелест ветра, перестали видеть бегущие по небу тучи.

А потом время вернулось.

— Идут! — выдохнул Джем.

— Они убьют нас, — прошептала Ката.

— А мы не можем уйти за стену?

Ката крепче сжала руку Джема, но на этот раз что-то пошло не так. Она не держалась на ногах, не держался и Джем. Джем прикусил губу.

— Ката, обопрись на меня. Быстрее! — прошептал он в отчаянии.

Но нет. Послышался громкий треск. Юноша горько ахнул — костыли надломились. Он дико озирался. Увидел лужу крови рядом с головой Полти. Увидел приближающийся свет фонаря. Свет метался из стороны в сторону, бросал вспышки сквозь спутанные ветви старого тиса.

И тогда Ката прошептала:

— Я знаю, куда бежать. Быстро. Сойди с плиты.

Ката бросилась в траву, обняла надгробие материнской могилы. Джема она при этом невольно оттолкнула. Он лежал ничком, проклиная свою слабость и беспомощность. В живот ему впился острый выступ корня.

— Ката, я ничего не понимаю. Что это? Механизм зарос мхом и травой, но все же сработал. Джем открыл рот от изумления.

Плита бесшумно приподнялась, словно крышка джарвельской шкатулки. Фонарь светил на другом краю кладбища. Часовые, обходившие кладбище дозором, ушли в другую сторону.

Развернулись.

Теперь они шли к южному углу кладбища.

Только сила любви сумела заставить Кату встать на больную ногу, подхватить Джема под мышки… Мгновение они стояли, прижавшись друг к другу, готовые вот-вот упасть. Луна осветила лицо Каты, и Джем увидел, что её глаза полны слез.

Джем пробормотал:

— Я люблю тебя, Ката.

— Мы все разрушили, Джем. Кто-то должен заплатить за это. Вот чему учил нас лесной тигр. Черные полосы, потом золотые. Помнишь? Помнишь, Джем?

Он не понимал. Но вдруг понял.

— Нет! — прошептал он в ужасе, но боялся он не отверстой могилы.

Он боялся разлуки.

Жертвы.

А потом все кончилось. Силы оставили Кату. Она опускалась на землю.

Но в последнее мгновение она столкнула Джема в могилу, и опустившаяся крышка накрыла его.

— Ката! — дико крикнул Джем.

Слишком поздно. Опустившаяся плита отрезала все звуки. И когда мгновение спустя свет фонаря озарил Кату, часовые увидели девушку-ваганку, горько рыдающую на могиле матери.

— Клянусь Агонисом! — крикнул первый часовой. — Ты глянь!

Такая маленькая. Такая хрупкая.

А что натворила!

Сначала было полное забытье, потом… потом — что-то другое.

Лежа в непроницаемой темноте, поначалу Джем не чувствовал даже боли и обиды. Казалось, будто темнота, словно промокательная бумага, высушила все его чувства. Даже ощущения и те покинули его. Глубоко ли он упал? Ударился ли? Но если Джем и сломал ребра, он этого не чувствовал. Будь у него нож, вонзи он его себе в сердце — он бы и этого не почувствовал.

Ката ушла — он и этого не ощутил.

Минула целая вечность, прежде чем Джем почувствовал боль и начал что-то осознавать. Что наделала Ката? Она пожертвовала собой, заплатила своей жизнью за смерть Полти. Она погибнет на виселице на деревенской лужайке.

А Джема бросила здесь на погибель, обрекла на медленную мучительную смерть в темноте. Ведь здесь его никто не найдет, не вытащит отсюда.

— Ката, зачем?

Джем заплакал.

Зачем она не оставила его наверху — они бы умерли вместе.

Далеко не сразу Джем понял, что лежит не на твердом камне, и даже не на полусгнивших костях. Дно могилы под ним оказалось мягким.

Солома?

Нет.

Здесь странно пахло. От запаха немного кружилась голова. Может быть, то был запах смерти? Джем осторожно вытянул руку, прикоснулся к стенке и нащупал лепестки. Стены могилы поросли цветами. Цвели увившие стены лианы. Но как же могли здесь цвести цветы — в темноте, без солнца?

Джем осторожно пополз вперед, решив узнать, велика ли яма. До сих пор он лежал с закрытыми глазами, предпочитая такую темноту мраку могилы. Теперь он открыл глаза в надежде, что в яму проникнет хотя бы отсвет луны. Ему так хотелось разглядеть цветы.

Нет. Ни трещины в камне. Ни лунного лучика.

И все же тут был свет!

Неяркий, не ослепительный, не луч пламени. Поначалу Джем вообще сомневался, был ли то свет. Слабое, едва заметное глазу лиловато-черное свечение.

Потускнело.

Угасло.

Наверное, воспаленный разум играл с Джемом в злые игры. Свечение, покуда Джем видел его, казалось, исходило откуда-то издалека, словно свет далекой звезды. В узкой тесной могильной яме и такое было невозможно, но мало-помалу юноша понял, что его темница не так уж тесна.

Свет вспыхнул снова, и на этот раз вспышка длилась чуть дольше. И Джему даже удалось разглядеть яму и понять, куда же он угодил. Он лежал не в узкой тесной яме, а у начала широкого коридора с низко нависающим потолком. Стены туннеля были выстланы цветами, и цветы эти были черными.

Вернее, очень темными — черно-лиловыми, как и странный свет.

Источника света Джем пока не разглядел. Он только понимал, что должен до него добраться. Движимый непонятной силой, Джем смутно помнил разговор с теткой — ему казалось, что они разговаривали в другой жизни. Она рассказывала ему о сквозных туннелях, проложенных в стародавние времена под самыми древними из агонистских храмов.

Мог быть такой туннель под ирионским храмом? Тетка сказала «нет».

Но она ошиблась.

Джем помнил: подобные туннели предназначались для того, чтобы ни одна пядь священной земли у храма, даже той земли, где покоились умершие, не должна была ускользнуть от благословенной связи. Видимо, от точки в середине алтаря пятью лучами расходились подземные коридоры, ведущие в каждый из углов кладбища. В более позднее время туннели сочли предрассудком и перестали их рыть. А уже имевшиеся, как правило, запечатывали. Чаще всего о них просто забывали.

А Ката знала об этом туннеле! Наверняка знала!

Джем полз вперед, и лиловое сияние впереди становилось все ярче — нет, не ярче, но сильнее. Подобно пламени оно мерцало в воздухе, залитом странным ароматом цветом, горело все сильнее и сильнее, оставаясь при этом светом, исходящим от черноты.