Шамал. В 2 томах. Том 2. Книга 3 и 4 - Джеймс Клавелл

– Забыл выключить мотор в машине.

– Черт с ним, поехали. – Скраггер дал полный газ и поднялся в воздух, Бенсон захлопнул дверцу, застегнул ремень безопасности, и в следующий миг они уже скользили над волнами в туманную дымку залива. Скраггер посмотрел налево и направо. Вилли и Восси плотно обступили его с боков, и он пожалел, что у него нет ВЧ-связи, чтобы передать Гаваллану «Лима Три». Ладно, он и оглянуться не успеет, как мы уже будем на месте!

Миновав первую из платформ, он задышал свободнее. Чертовски жаль, что пришлось вот так расстаться с Али Пашем, думал он, жаль покидать Жоржа де Плесси и его ребят, жаль оставлять оба 206-х, жаль вообще улетать отсюда. Ладно, я сделал все, что мог. Оставил рекомендации и обещание принять всех назад на работу, когда мы вернемся, если мы вернемся, для Али Паша и всех остальных в верхнем ящике рабочего стола вместе со всеми деньгами, какие у меня были.

Он проверил курс, направляясь на юго-запад в сторону Сирри, словно они выполняли рядовой рейс, на случай если их видно на радаре. Рядом с Сирри он повернет на юго-восток, к Эль-Шаргазу и дому. Если все будет в порядке, подумал он и потрогал кроличью лапку, которую Нелл много лет назад подарила ему на счастье. Слева позади осталась еще одна вышка, «Сирри-6». В наушниках у него потрескивали грозовые помехи, потом к ним примешался громкий голос, отчетливо произнесший:

– Эй, Скраггер, ты и les gars,[24] что-то низковато вы идете, n'est-ce pas?[25]

Он узнал голос Франсуа Менанжа, начальника платформы, которую они только что пролетели, и обругал про себя неуемную бдительность француза. Чтобы закрыть ему рот, он переключился на передачу:

– Держи язык за зубами, Франсуа, тихо, а? Тренировочный полет. Помолчи, ладно?

Голос теперь смеялся.

– Bien sûr,[26] но вы с ума сошли тренироваться на малой высоте в такой день. Adieu.[27]

Скраггер опять начал потеть. Им предстояло миновать еще четыре вышки, прежде чем можно будет свернуть в открытое море.

Они пролетели первую линию шквала, ветер изрядно потрепал их, капли дождя громко стучали по стеклу, стекая ручейками, вокруг постоянно вспыхивали сплошные молнии. Вилли и Восси шли рядом как привязанные, и он был доволен, что летел сейчас вместе с ними. Сорок раз мне казалось, что Кешеми сейчас скажет: «Пройдемте» – и отвезет меня в свою тюрягу. Но он этого так и не сделал, и через час и сорок с небольшим минут мы будем дома, а Иран останется лишь воспоминанием.

Штаб базы ВВС в Ковиссе. 09.46. Мулла Хусейн терпеливо произнес:

– Расскажите мне еще о министре Киа, капитан. – Он сидел за столом в кабинете начальника базы. Вооруженный иранец с каменным лицом и зеленой повязкой на рукаве охранял дверь.

– Я рассказал вам все, что мне известно, – измученно проговорил Мак-Айвер.

– Тогда, пожалуйста, расскажите мне о капитане Старке. – Мулла был вежлив, настойчив и нетороплив, словно у них был весь день и вся ночь и еще весь завтрашний день.

– О нем я вам тоже рассказывал, ага. Я рассказываю вам о них обоих вот уже почти два часа. Я устал, и мне больше просто нечего сказать. – Мак-Айвер встал со стула, потянулся и сел обратно. Пытаться уйти бесполезно. Он уже попробовал один раз, и «зеленая повязка» жестом приказал ему вернуться на стул. – Если у вас нет чего-то конкретного, мне в голову не приходит ничего, что бы я мог добавить.

Его не удивило то, что мулла собирал информацию о Киа, и он раз за разом пересказывал ему, как несколько недель назад Киа внезапно был назначен членом совета директоров, возникнув буквально из ниоткуда, о своих собственных коротких и нечастых встречах с ним за эти несколько недель, хотя и не упомянул о чеках швейцарского банка, которые проложили дорогу в Иран их 125-му и помогли вытащить из этого котла три 212-х. Будь я проклят, если я поступлю с Киа, как поступил Вазари, сказал он себе.

Интерес к Киа понятен, но почему вдруг мулла заинтересовался Дюком Старком? В какой школе Дюк учился, что он ест, как давно женат, одна у него жена или больше, сколько лет он работает в компании, католик он или протестант – выспрашивая все обо всем, а потом задавая те же вопросы снова и снова. Совершенно ненасытный. И всегда тот же спокойный, уклончивый ответ на его собственный вопрос: зачем ему это?

– Потому что он меня интересует, капитан.

Мак-Айвер взглянул в окно. Моросящий дождик. Низкие облака. Дальние раскаты грома. В грозовых облаках к востоку будут восходящие потоки и настоящие смерчи – отличное прикрытие для броска через залив. Как там дела у Скрэга, Руди и их ребят? Вопрос ворвался в сознание, вытеснив все остальное. С усилием он отодвинул его в сторону – об этом он будет думать позже – вместе со своей усталостью, и тревогой, и тем, что он, черт побери, будет делать, когда этот допрос окончится. Если он окончится. Будь осторожен! Сосредоточься! Ты допустишь ошибку, если не будешь собран на все сто процентов, и тогда мы все погибнем.

Он знал, что силы его на исходе. Прошлой ночью он плохо спал, и это было совсем некстати. Как и неизбывная печаль Локарта по поводу Шахразады. Тому так трудно посмотреть в лицо правде, он не может просто сказать ему: Том, старина, разве этот брак с самого начала не был обречен? Она мусульманка, она богата, ты богатым никогда не будешь, ее наследие связано стальными полосами, твое – полоской газа, ее семья для нее – питающая ее кровь, твоя семья – нет, она может остаться, ты не можешь, и последним из дамокловых мечей над твоей головой висит НВС. Так печально, подумал он. Был ли у них вообще хоть какой-нибудь шанс? При шахе – может быть. При нетерпимости и непримиримости нового?

Как бы поступил я, будь я на месте Тома? Сделав над собой усилие, он прекратил отвлекаться на посторонние мысли. Он чувствовал, как мулла сверлит его взглядом. Иранец почти ни на секунду не отводил от него глаз с того самого момента, когда Чангиз привел его сюда и вышел.

Ах да, полковник Чангиз. В машине по дороге сюда и во время ожидания, когда мулла освободится, он тоже прощупывал Мак-Айвера на предмет информации. Но его вопросы сводились лишь к тому, чтобы точно установить, когда и как часто их 125-й должен садиться в Ковиссе, сколько «зеленых повязок» охраняли их часть базы, когда они приезжали, сколько их оставалось ночевать на базе и окружали и охраняли ли они 125-й всякий раз, когда самолет садился здесь. Расспросы велись непринужденно, как бы между делом, полковник не спрашивал ни о чем, что выходило бы за пределы простого любопытства, но Мак-Айвер был уверен, что их подлинная причина заключалась в том, чтобы обеспечить путь к отступлению – если он понадобится. Замковым камнем в этой постройке стало предложение обмена: «Даже во время революции случаются ошибки, капитан. Друзья в высоких сферах становятся полезны как никогда. Печально, но факт. Ты почешешь спину мне, я поточу когти о твою».