Тёмных дел мастера. Книга четвёртая - Алексей Берсерк

«Нет… Зараза… А ну стой!..» — тотчас же переполошился юный колдун, понимая, что чуть не утратил полностью контакт со своим телом, когда наконец смог взглянуть на заветный шар глазами, а не внутренним чутьём. Но предательские желания в голове у Альфреда, наоборот, лишь беспрестанно твердили ему об абсолютном могуществе, которое он сумеет обрести, если только дотронется до поверхности шара и использует его возможности по полной. От этого настоящая личность молодого колдуна словно исчезала, улетучиваясь с каждой новой мыслю о победе над смертью или о свержении правительства Сентуса, да и всех остальных стран тоже.

Но всё же Альфреду было не впервой бороться с подобного рода уловками, поскольку он до сих пор отлично помнил, как сумел побороть потрёпанную книгу пророчеств, хранившуюся в Эргароте, которая также обладала способностью запутывать умы неподготовленных всеми возможными способами. Начав усиленно собирать последнюю волю в кулак, молодой колдун принялся сначала негромко и очень неразборчиво, но затем всё более ясно и осмысленно бормотать:

«Я — якорь. Я — якорь».

Однако теперь он уже имел дело не с жалким талмудом, наделённым остатками древней магии, а с настоящим её источником, который много веков излучал миазмы других граней бытия. Из-за чего подобное слабенькое упражнение попросту не могло помочь Альфреду снова обрести себя.

«Я — якорь. Я — якорь. Я… якорь. Я… я-корь. Я… Я-я…» — неустанно талдычил молодой колдун.

А между тем желанный шар был уже практически в полуметре от него.

«Я… Это я. Я здесь…» — совсем потерялся в глубине своих же собственных амбиций Альфред, напрочь позабыв даже то слово, которым должен был отыскивать и утягивать нужные черты индивидуальности к некоему общему дну, располагавшемуся за ними и ассоциировавшемуся у него с внутренней оболочкой тела.

И тут поверхность шара начала показывать чёрному колдуну разные изображения.

В них Альфред легко узнавал свою прежнюю слабую натуру, которая не была до конца уничтожена ни Джаргулом, ни Эргаротом, ни даже им самим, пока юный воспитанник своих учителей часами в одиночку боролся с жившими в нём недостатками, ворочаясь в углу телеги, на которой он однажды путешествовал к озеру Белокамень, или когда забивался в тёмный угол комнаты, где жил в Эргароте.

Казалось, что все эти годы у Альфреда в самом центре груди будто находилась дыра, которую ничем нельзя было заполнить, но которая идеально подходила под окружность самого шара. И когда на следующем изображении шар плавно входил в это отверстие, то они вместе с чёрным колдуном объединялись в одно целое, после чего к ногам Альфреда начинали опадать все люди, здания и города. А реки оборачивались вспять, начиная течь там, где ещё недавно расстилались равнины или леса, которые, в свою очередь, быстро превращались в песок и разлетались по округе пылевыми бурями, в то время как вершины гор одна за другой взметались в небо и парили там, как множество лун.

Всё это было настолько завлекательно, что молодой бунтарь больше не чувствовал себя борцом с ложной магией — он был Богом. Причём настоящим и единственным, а не теми лицемерными сущностями, которым поклонялись горожане, и не тем многоликим ничтожеством, которого так чтили живущие в глухомани бедняки. Просто, родившись на земле, он не помнил себя, не понимал своих возможностей и уж точно смог бы легко возродить их прямо здесь и сейчас для куда более великих дел, чем борьба за участь тех, кто ещё с рождения был обречён на бессмысленное прозябание под властью вождей и монархов. Или чем бесконечный поиск благосклонности какой-то зарвавшейся гилийки, когда все женщины на свете могли стать его беспрекословными рабынями. Если бы… Если бы… Если бы…

В этот момент руки Альфреда, которые уже успели снести все приборы вокруг шара и уронить их на пол, почему-то остановились, не дотянув до поверхности заветного сокровища всего пары сантиметров.

Не понимая, как такое могло случиться, переливающийся шар с нарастающим напором продолжал манить очередную жертву из числа астаритов, которую ему наконец-то повезло встретить вновь спустя столько веков. Но замерший с абсолютно погасшим взглядом черноволосый бунтарь попросту не двигался. Сущность шара замешкалась, опасаясь, не перестаралась ли она часом с таким обилием возвышенных сцен, затем немного поменяла тактику — и вскоре заметила в глазах жертвы новый огонёк. Правда, он был уже куда более сосредоточенным и осмысленным. «Врок тор исмаха-ар со…» — начал вдруг произносить астарит исконные слова для размытия граней между разными сторонами бытия, и вся сущность шара буквально задрожала от их мощи. Она тотчас же принялась стелиться, раболепствовать и умолять его не делать этого, но стоявший перед ней повелитель многомерных энергий оставался как будто глух к мольбам предательского артефакта.

«…Брок акра!» — закончил проговаривать одно из самых сложных заклятий в репертуаре любого чёрного колдуна Альфред — и чуть не рухнул от изнеможения.

Но едва он произнёс последний звук, как пространство позади постамента будто задрожало и покрылось мелким инеем. Колыхнувшись наподобие волны, темнота бункера вдруг оказалась в буквальном смысле прорезана, словно являлась чем-то материальным, после чего из образовавшейся дыры наружу выплеснулось огромное количество разных шумов, цветов, форм, а также глубинных ощущений, сбивающих любое мыслящее существо с толку. Но как бы тяжело ему ни было, молодой колдун всё же заставил себя стерпеть и это, удержав вновь обретённое сознание, но вместе с тем продолжив движение руками вперёд, заставляя пальцы фазировать.

Коснувшись поверхности шара, Альфред резко и сильно толкнул его, сместив с постамента в объятья открывшейся бездны, по краям которой теперь начали прорисовываться отдельные бредовые картинки вроде тех, что Альфреду уже приходилось видеть когда-то. Правда, в тот день он ещё мало что понимал и уж тем более не представлял, что под воздействием скрытых энергий чуть не провалился на другую грань бытия. Однако сейчас… Сейчас он хотя бы имел смелость прорываться сквозь невидимые стены, возникающие в его разуме каждый раз, независимо от того, кто их возводил, — Эргарот, правительственные псы, он сам… или этот шар. И глядя сейчас, как сферическая поверхность с нечеловеческим воплем, стоном и скрипами опадает в объятья радужной ткани иных миров, разрушаясь на мелкие осколки, Альфред мог с гордостью плюнуть шару вдогонку, проронив напоследок всего одну фразу:

— Не надо было тебе показывать мне эту сучку!!!

В следующий миг вокруг молодого колдуна уже ничего не было, поскольку он сразу же будто лишился опоры и рухнул на пол.

А когда снова нашёл себе силы поднять взгляд, то на него смотрела всё та же темнота железного бункера, уже не отзываясь никаким скрытым ароматом или странным ощущением. Исчезнувшая, вероятно, вместе с шаром локальная трещина в полотне бытия тоже не подавала больше признаков активности.

Хотя её создателю казалось, что он всё ещё может чувствовать, как она скребётся где-то там, за невидимыми дверьми его разума, призывая вновь воспользоваться данной силой. Ведь с помощью неё можно было с такой лёгкостью избавляться от любых врагов. Тем более что Альфреду уже приходилось сталкиваться с ней ранее, перемещаясь между гранями миров с помощью разнообразных проводников. Однако это был самый первый раз, когда под воздействием благоприятных энергий, пронизывающих этот мир в дни солнцестояний, он самостоятельно решил обратиться к одной из самых непослушных сфер управления истинной силой. И потому Альфреда до сих пор ещё слишком сильно трясло от подобных заигрываний. Ведь в случае недостатка воли его запросто могла постичь участь Джаргула. А посреди Сентуса на месте сотворённого им заклятья вполне могла возникнуть иномировая зона с несколькими воронками, куда время от времени заглатывались бы целые гектары земли, а в обратном потоке выплёскивались бы иные формы существования, из которых состоят остальные грани бытия.