От чужих берегов - Андрей Круз

А значит, если кто-то не догадался использовать чартерные суда для эвакуации уцелевших людей рекой, то уж выгрузить с них продукты точно не сообразил бы. Да мне продукты и не нужны, собственно говоря, разве что если совсем на виду будут лежать и с гарантией того, что не испорчены. Мне вода нужна. Без воды, как пели в песне из старого советского кинофильма, и ни туды, и ни сюды.

Вон их сколько, «банкетных судов»… и еще два ресторана на пирсах… хм… и откуда начинать? И как? Чем наугад соваться, надо бы проверить, что тут есть. Но вообще обнадеживающе выглядит… и от берега опять же отделиться можно – только сходни сбросить. Или просто двери закрыть. Неужели мы здесь пару десятков ящиков минералки не найдем? Да ни в жисть не поверю. Хотя два десятка ящиков – это и есть минимум, по три литра в день на человека, из расчета на двадцать дней. Лучше бы побольше, намного больше.

Приткнулся с «зодиаком» под самую корму белоснежного «Духа Нью-Джерси» – здоровенной такой яхты, метров сорок в длину. Интересно, ее с самого начала для круизов заказали или кто-нибудь отдал в вечный чартер, осознав, что не по Сеньке шапка? Ладно, черт с ним, теперь это дело прошлое. Теперь уже всё – дело прошлое, как ни странно. Ну почти всё.

Пришвартовав аккуратно лодку, вскарабкался на транец, предварительно высадив на корму «Духа Нью-Джерси» кота. Тот повел себя непонятно – не нервничал, но явно был чем-то недоволен, фыркал и жался к борту. Странно. Ладно, поглядим, что там дальше. Вытащил фонарь из разгрузки, установил под ствол «укорота», который я прихватил с собой из расчета осмотра помещений, а там даже недлинная М-4 могла великовата оказаться, в двери с ней не очень.

Вход в салон был незаперт, а когда я открыл дверь – ощутимо понесло гнилью. Сильно понесло: как поленом по обонянию, но гниль была… правильная, так, пожалуй, можно это назвать, как из невывезенной помойки – не мертвяческая. Кот фыркнул и сдал назад, отказавшись заходить в такое плохое место. А я все же зашел.

– Ресторация накрылась,– констатировал я факт.– Скисло все.

Сказал вроде негромко, но в пустом и мертвенно тихом салоне мой голос прозвучал громко и резко – и при этом совсем неуместно, как свист на кладбище.

– Ну и где у вас тут кухня?

Никто мне, естественно, не ответил: некому было общаться. Полумрак в просторном салоне, столы, отодвинутые стулья… а обед тут накрывали a la buffet, то есть то, что у нас зовут «шведским столом». Вон они, никелированные… как там они правильно зовутся? Такие штуки с крышками, где горячие блюда держат. Интересно, у них кухня здесь или прямо с берега грузили готовое? Я бы с берега грузил, если честно: такие яхты наверняка по расписанию ходили. А вот вода должна быть. И спиртное.

Ковер на палубе полностью гасил звук шагов, двигался я совершенно бесшумно – только собственное дыхание и слышал. Носом вот посвистываю – это у меня от его поломанной формы.

Серый день ненавязчиво лез во все окна, но толком ничего не освещал – и дело к сумеркам, и вообще погода не слишком радует. Вроде и окна со всех сторон, а света от них мало – так, словно кто-то светлые квадраты из бумаги вырезал и на стенку наклеил.

Если бы я был кухней, где бы я был? Там, откуда удобно таскать блюда и расставлять на этих самых буфетных столах. Там, где хуже всего воняет, наверное, и там, где больше всего мух. Кстати, откуда их столько? Апрель же еще, не рановато? Хотя что там, Нью-Йорк расположен на широте Ташкента – это относительно знойного американского Юга он на севере. Нам бы в Москве такой север.

Чем ближе к столам, тем хуже вонь. Ага, тут уже до червей дошло: мухи не зря ожили. Про еду, похоже, можно забыть, а вот вода нужна, очень нужна… Вон бар – большой, с внушающей уважение коллекцией напитков. Если воду не найду, так прихвачу отсюда что-нибудь. Как-то желание напиться появилось в последнее время, а все никак реализовать не удается. А пора вроде как нервишки полечить ударной дозой.

Так, вот лифт… я такие уже видел, как раз в ресторанах. Маленький такой, на поднос с содержимым. Значит, кухня… внизу или вверху? Вверху не может быть: там публика прогуливаться должна, или там еще зал,– внизу, скорее всего. И трап вниз ведет как раз…

Оттуда несло смрадом помойки еще хуже – я даже подумал, стоит ли туда лезть или все же поискать экологически чистую среду? Хотя где такую сейчас найдешь – такое в любом супермаркете творится, наверное. Холодильники-то тю-тю, не холодят уже.

Луч фонаря скользнул по стенам, ступенькам, перилам с никелированными балясинами. Спустился до поворота, присел, посветил перед собой. Точно, кухня, только зайти туда проблемно будет. Почему до сих пор противогазами не запаслись, интересно? Хотя от вони они все равно не помогают.

Схватился за привычный платок и туалетную воду, замотал лицо. Вроде чуть легче. Опа, а это что? Фонарь осветил гильзы под ногами. Пистолетные, девять миллиметров. Это значит, что повнимательней надо: когда все началось, просто так никто не стрелял, для собственного удовольствия.

Кухня большая. Столы и плиты из нержавейки, посуда на стенах, вонь, из приоткрытого холодильника стекает на пол мерзкая жижа – так и есть, мясо протухло. На полу и в холодильнике мелкие белые черви копошатся, личинки мух. Тьфу, гадость какая, аж передернуло зябко.

Так, а это что за дверь? Стараясь не выпускать из виду загроможденное пространство кухни, быстро сдвинулся левее, приоткрыл ее аккуратно, заглянул. Есть контакт! Упаковки «Эвиана» штабелями – вот они, только руку протяни. Но протягивать не будем, мы уже ученые: в такой вони любой мертвец может спрятаться, и я его не учую.

Мертвец был, правда, он не прятался. Негр в штанах мешком и свитере с эмблемой «Нью-Йорк Никербокерс», облепленный червями, синий и раздутый, сидел у стены под огромным бурым пятном, происхождение которого сомнений не вызывало: в затылке была большая дыра, а возле руки на полу валялся «глок». Левая ладонь замотана куском грязной, пропитанной спекшейся кровью тряпкой. Укусили? Понял, что его ждет, и решил не дожидаться? А в кого стрелял? Откуда гильзы на ступеньках?

Пистолет поднимать не стал – побрезговал: он весь был в луже натекшей с трупа слизи и по нему, как по своим угодьям, ползали черви. Просто отвернулся, чтобы всем этим не любоваться.

В кладовке с напитками никого не оказалось, равно как и на кухне. Может быть, негр не попал, палил в стиле «Wussup, homie?»[16], повернув пистолет набок, в белый свет как в копеечку, и попасть сумел лишь себе в рот, выбив мозги на стенку. Ну хоть во что-то попал.

Подхватив за край пластиковой упаковки блок из шести бутылок «Эвиана», пошел обратно, наверх. Зачем воду взял – сам не знаю: просто так, вроде как доказать, что и вправду склад нашел. И на выходе с трапа почти столкнулся с зомби – длинным худым мужиком в грязной поварской униформе, издырявленной пулями. Мое появление тоже оказалось для него неожиданным – он как раз обедал, держа в руках червивый кусок мяса. Я сплоховал поначалу – когда рассмотрел, что и как он жрет, чуть не вывернулся наизнанку, от тошноты аж голова закружилась: всему же есть предел, но пересилил себя, уронил упаковку с бутылками и вскинул автомат. Мертвец, увлеченный своим лакомством, реагировал вяло, медленно, так что я успел выстрелить без всяких проблем в неподвижную цель. Грохнуло, тускло осветило стены вспышкой, зомби свалился. А я подхватил бутылки с пола и побежал к корме, нервно оглядываясь и боясь того, что меня вырвет прямо в намотанный на лицо платок.