Имперец. Земли Итреи - Михаил Павлович Игнатов

ярости и злости и море отломит кусок берега вместе с домами и точно так же бесследно поглотит их, словно гальку.

Не знаю, сколько я так простоял, вглядываясь в бушующее у моих ног море, очнулся от того, что старик наклонился ко мне и проорал, перекрикивая завывание ветра:

— Ну что, пора двигаться дальше?

Я тоже склонился к нему и крикнул в ответ:

— Куда?

— Туда!

Старик ткнул пальцем вперёд, а затем схватил меня за руку. Не ощущая угрозы, я позволил ему это, а спустя миг сердце чуть провалилось в живот, когда старик без предупреждения использовал технику, разом оказываясь на сотню шагов над землёй.

Ещё миг и ноги старика опустились на широкий меч, рядом встал я, длина меча это тоже позволила.

Старик захохотал, и меч рванул вперёд, стремительно унося нас вдаль от города, вглубь бури, которую старик называл штормом.

Меч летел очень быстро, город, на который я обернулся, превратился в крошечное пятно за десять вдохов. Что самое удивительное, ветер трепал наши халаты не сильнее, чем в обычный день и уж точно не так, как должен был в центре бури.

Меч остановился, а старик обернулся, впился в меня горящим взглядом:

— Впитай в себя эту ярость, познай её суть. Сколько идущих твоей стихии могут похвастаться тем, что добрались до моря и увидели его?

Я пожал плечами:

— Не знаю.

Старик словно не слушал меня, ему, похоже, было безразлично, что я отвечу:

— Тысячи из тех, что толпами бродят по берегам, рискуют всем, пытаясь на лодках и кораблях отыскать сердце бури, окунуться в ярость шторма и познать его. Лишь единицам это удаётся, но я верю в тебя, имперец, — старик улыбнулся и сказал. — Давай.

Я с подозрением оглядел его:

— Что давай?

— Давай, — старик кивнул в сторону. — Прыгай.

Тупо, словно не понимая, что он сказал, переспросил:

— Прыгать?

Старик прищурился:

— Фатия сказала, что давала тебе амулет дыхания, а то, что ты можешь бегать по воде, я видел сам. Значит, умереть тебе не грозит. Чего ты боишься?

— Боюсь? — я вдруг понял, зачем старик принёс меня сюда, что предлагает и что мне сейчас нужно сделать. С улыбкой сказал. — Нет, я не боюсь. Спасибо тебе.

Старик буркнул:

— Оставь благодарность при себе. Давай.

И я шагнул с меча в пропасть, на дне которой вспухали огромные волны на теле моря.

Недавно, не прошло ещё и половины года, я сам, по своей воле окунулся в самое яростное место водопада города Тысячи Этажей. Старик же предлагал мне окунуться в ярость штормящего моря. Неужели я мог упустить такое предложение? Только то, что я был заворожён сначала яростью моря, затем полётом на мече Предводителя, можно объяснить то, что я так долго не понимал задумки старика.

Я не сделал ни малейшей попытки замедлить падение, погасить его силу Рывком или чем-то другим.

Я рухнул вниз словно камень, пробив твердь моря и глубоко уйдя в его тело. Но даже здесь ощущалась терзающая его ярость.

Десяток вдохов меня мотало в толще воды, а затем очередная волна то ли вышвырнула меня к поверхности, то ли опустилась ко мне на мою глубину. Я попытался сделать вдох...

И не смог.

Вокруг не было воздуха, только пена, которая забила мне рот, горло, грудь.

Я закашлялся, а через мгновение вновь оказался на глубине, и вода попыталась сдавить меня в своих объятьях. Но точно не для того, чтобы помочь избавиться от пены, скорее, чтобы наполнить меня водой целиком.

Ну уж нет. Я, конечно, хочу познать воду так глубоко, как только возможно, но не ценой того, что утону.

Моё ощущение стихии неожиданно подводило. Тысячи струй воды смешивались вокруг меня, скручивались, исчезали бесследно, чтобы через мгновение родиться вновь из ничего, из пустоты.

Ощущения воды говорили, что слева и справа от меня хребты воды высотой в двадцать шагов, а сам я словно на дне глубокого ущелья.

Грудь горела, я потянулся к кисету за артефактом, а затем отдёрнул руку. Нет, рано, я ещё могу справиться без помощи чужой силы. Вверх, нужно только вырваться наверх.

Рывок.

Я пробил границу воды, разметал со своего пути взбитую морем пену и на вдох оказался в воздухе. Этой передышки мне хватило, чтобы вдохнуть и вниз я рухнул, уже используя Водомерку.

Вода тут же рванула меня, закружила, но я лишь счастливо захохотал.

Да! Давай! Сильней, сильней!

* * *

— Честно сказать, я тебя понимаю. Ничего особого не вижу. Ещё и это тупое, баранье выражение лица.

Старик хмыкнул:

— Ты бы сам выражения подбирал, Тормин, что будешь делать, когда он вернётся?

— Аха-ха-ха! Первым думать начнёшь ты, а если прибежишь ко мне за советом, то я, так и быть, чего-нибудь тебе подскажу с твоей проблемой.

До меня, наконец, дошло, что обсуждают меня. Потому как ведь это я, Атрий, набивающийся в женихи внучке старика, рвущийся к власти и силе и есть проблема старика. Но что значит тупое выражение лица? Я лишь баюкал в себе воспоминания о вчерашнем шторме, ярости моря и силе воды, ещё раз погружаясь в них и перебирая грани того, что понял. Нормальное у меня лицо.

Тут я вспомнил о маске, смутился на миг, но затем упрямо повторил. И у Атрия нормальное лицо.

Раз уж мне сегодня нужно изо всех сил поддерживать историю, которую всем «по секрету» рассказал старик, то кто говорил, что я должен сносить эти шепотки не обращая внимания? Я — Атрий, неприятный тип, который рвётся к власти, метит на место следующего главы Сапфировых Тритонов и ни во что не ставит всех этих стариканов.

Поэтому я развернулся к старику лицом и нагло уставился на его собеседника, на этого самого Тормина. Да ещё и нацепил гадкую улыбку.

Мой старик Тизиор среди всех, кто ждал нас на этом острове, оказался самым молодым. Остальные были его старше лет на двадцать самое меньшее. Никого из них я бы не назвал крепким, несмотря даже на то, что он много сил потратил, чтобы поднять в воздух меч, и спустился на остров ссутулившись. Этот Тормин, вот вообще, седой полностью, да и спину уже ровной ему не хватает сил держать, как бы странно это ни звучало по отношению к Предводителю Воинов.

Этот седой Тормин встретил мой взгляд, скривился, словно надкусил незрелую хурму и шагнул в сторону, повернувшись ко