Заххок - Владимир Медведев

Мне впервые пришло в голову, что молодые, воспитанные в почтении к старшим, и в прежнее-то время втайне глядели свысока на стариковскую немощь, на медлительность, тугоумие и, главное, угасшую мужскую силу. За почтительностью всегда скрывалась снисходительность. Теперь же, когда интересы младости и старости столкнулись, тайное вырвалось на волю.

Молодёжь засвистела, а Шер закричал:

– Эй, люди, на своих земельках выращивайте для пропитания, кто что захочет. Но большое пастбище мы заберём. Совхозную землю тоже. Кто захочет, пусть к нам со своей землёй присоединяется.

Вновь разразились крики и споры. Престарелый Додихудо вновь поднял руку, требуя тишины:

– Совхозные земли из дедовских наследственных земель собраны. Хоть время и прошло, но мы помним, кому каждое из полей принадлежало. Каким Ахмад владел, каким – Махмад. Эти земли надо прежним владельцам вернуть.

Шер усмехнулся:

– Вы сами сказали, почтенный: время прошло. А я скажу: в реку можно любые помои вылить, вода три оборота сделает и чистой становится. Время действует так же. С той поры, когда Ахмад c Махмадом землями владели, время столько оборотов совершило, что совхозная земля давно от права собственности очистилась, ничейной стала.

Престарелый Додихудо, его не слушая, продолжал:

– У Зухуршо запас был. Мука была, сахар был. Масло хлопковое обещал привезти. А у тебя что есть? Землю под кукнор забрать хочешь, а подумал ли о том, что люди есть будут?

– Горох! – закричал простодушный Зирак. – Горох!

– Глупые шутки брось, – осерчал престарелый Додихудо. – Горох вырастить, тоже земля нужна.

– Зачем земля? – крикнул Зирак. – Без земли появился!

Он отирался на краю толпы и первым усмотрел удивительное явление, которое от прочих скрывал правый угол мечети. Вниз по улице, ведущей к площади, брёл Шокир, хромая и запинаясь, словно смертник к месту казни.

Мой зять Сангин, стоявший со мной рядом, засмеялся:

– Эха! Мыши горошину выронили, искали, искали, весной сама нашлась – проросла.

Я-то знал, где прятался Горох, но, как и прочие, изумился неожиданному появлению. Удивительным было то, что Шокира конвоировала Вера, моя золовка. Она шла позади с дедовским мультуком и подгоняла пленника длинным стволом. Ребятишки, шнырявшие в толпе, с воплями бросились им навстречу.

Мужики заулюлюкали, засвистали, загоготали:

– Охо-хо, хо-хо-хо…

– А-ха-ха-ха…

– И-хи-хи-хи…

Вера дотолкала Шокира до середины площади, огляделась растерянно, увидела в толпе знакомое лицо и пошла ко мне.

– Вот, привела.

– Вера, как ты его добыла?!

Мужики обступили нас, раскрыв рты от любопытства. Веру била дрожь, она говорила быстро, почти захлёбываясь:

– Ты знаешь, пришла старуха, выставила меня из комнаты… где Зарина… Я теперь готова выполнить все, что она потребует. Понимаю, что глупо, но только на старуху и надеюсь. Я ушла. Не знала, куда деваться, места себе не находила. Вышла на задний двор. И вдруг услышала, в коровнике шаги, будто кто ходит. Я почему-то подумала, что это ты вернулся. Заглянула и увидела его. Он стоял у стены, где все эти сельскохозяйственные железки, и трогал серп. По-видимому, собирался снять с гвоздя. Услышал скрип ворот, повернулся и посмотрел. Знаешь, он усмехнулся… Злобный, страшный. И ещё серп… Я убежала… Ты не думай, я не испугалась, я стала думать, что делать. В доме ни души, кроме твоего отца больного, даже дети убежали… А этот?! Зачем он пришёл и прячется? Что задумал? От него всего можно ожидать. Как его прогнать? Ты же сам видел, он с этим сильным мужчиной… как его… Сельсоветом справился. Нужно какое-нибудь оружие. Не уполовник, не сковородка… Я побежала в каморку, где у вас ружья хранятся. А внутри пусто – и вот эта древность.

– Вера, мультук не заряжен…

– Подожди, подожди… Я знала, что не заряжен. Я не собиралась стрелять. Я лишь прикидывала: как бить? Ружье длинное, тяжёлое. Если с размаха, прикладом – слишком медленно. Он или увернётся, или схватит и вырвет из рук. Решила: ткну стволом в живот. Вошла, он засмеялся и сказал: «Дура баба». Если бы не презирал, не думал, что глупая и слабая, то, наверное, сумел бы увернуться. А тут я как ударю! Влепила ему прямо в брюхо. Он согнулся, а я – стволом по спине, по горбу. Получилось очень неловко. Я перехватила ружье и ударила прикладом. Он упал и лежал на боку, согнувшись. Я зашла сзади, чтоб он как-нибудь не отнял ружье, и стала думать, как быть дальше. Выставлю со двора, а он незаметно вернётся и бог знает что сотворит. Я решила, что отведу к мужчинам, пусть разбираются. Насколько знаю, с ним многие желают свести счёты. Сказала ему: «Вставай, пойдёшь к людям, на площадь». Он меня обругал, а я сказала: «Не встанешь, я тебе голову размозжу».

Знаешь, когда мы шли, я сама себе удивлялась. Будто это не я, а кто-то другой. Будто я страшное кино смотрела и одновременно говорила и действовала. Убить я, конечно, не убила бы. Не смогла бы… Хотя, не знаю. Он-то думал, что обманет по дороге. Несколько раз пытался заговорить мне зубы, но едва открывал рот или начинал поворачиваться, я легонько толкала в спину стволом. Я ему сказала: «Побежишь или дёрнешься, ударю в позвоночник, сломаю». Он, кажется, поверил…

– А ты бы ударила?

– Не знаю… Я в то время об этом не думала. Наверное, у меня был такой голос, что он поверил… Может быть, и ударила бы. Ты не представляешь, какая во мне злость кипела… Да, я бы ударила! Никогда не прощу ему, ведь это он виноват в том, что случилось с Зариной… – она замялась на миг, но произнесла твердо: – Тоже виноват…

В сотый, должно быть, раз я подивился этой женщине.

– Ай, Вера-джон, молодец! – закричали мужики.

Она оглянулась с недоумением, зябко повела плечами и двинулась через толпу по направлению к нашей улице. Я позвал её:

– Вера.

Словно и не слышала. Вновь замкнулась в безмолвном скорбном одиночестве.

Шокир тем временем ждал своей участи. Понурая поза говорила, что он приготовился к худшему. Нахохлился, скрючился, перекосился сильнее обычного. «Жалость вызывает хитрец», – догадался я, заметив зоркие косые взгляды, которые Горох то и дело бросал на односельчан. А мужикам было не до расправы. Насмехались вяло, без особой злобы:

– Эй, асакол, тебя женщина командовать привела. Почему не командуешь?

– Нас в тупик завёл, объясни, как выходить…

И Шокир завёл старые песни.

– Меня вините, насмехаетесь… – проговорил он с притворной горечью. – А бедный Шокир в чем виноват? Я когда про смерть Зухуршо узнал, к народу пошёл. По дороге эта женщина меня встретила… Зачем ружье взяла, зачем угрожала – не знаю. Я-то спешил, думал: как людям помочь? Я всегда о народе душой болел…

– Неправду говоришь! – крикнул Сельсовет. – Единственно, о том заботился, как Зухуршо угодить.