Северные сказки. Книга 1 - Николай Евгеньевич Ончуков

«Соловей розбойник, в подсвисту посвищи». Однако, князя под правую пазуху брал, кнегину под левую. «А прочи, вы боготыри, которы малосилы, боготыри, выйте из полаты в сини, а Микита Добрыничь, стой возли меня». И приказыват Соловью розбойнику: «Засвищы ты подсвисту»; а у розбойника своя умусель: «Если как я в полный свис засвищу, так Илью убью и вси убиты будут и будет воля моя». Однако, говорит, как засвистал в полный свис, прочи боготыри пали на землю от свисту полумертвы, князя да кнегину заглушило от свисту под шубой, под пазухама, однако Илья Муромець розгорячивши хватит мяч-кла-денечь, хватив да отрубив ему голову, да на улицю и бросил. «Собаки собачья и чесь», — говорит. Ну, и однако оны и стали почесный пир водить и йись и пить стали и прочи боготыри вси. Однако, оны веселились да пили, назвалис оны с Добрыней братьямы крестовыма, побратались, однако оны погостили и роздумали, што, «братья роднии, пойидем в чистоэ поле». Ездили да были оны, однако, въехали в подсолнышьно царьсво, там дивичя. Илья Муромець, как приехал да и роспоселился жить тут с Микитой Добрыницем, однако, пожили малоэ время аль долгоэ, того не могу знать, — ехать теперича Микита Добрыниць стал его в Киев град звать; однако ж, дивися, с которой он жил, тут ему говорит: «Ты как со мной жил, так я сделалась в поноси от тебя, ты как теперича уедешь?» — говоря. Так Илья Муромець вынул перьсень имянной свой, подас ей в руки и говорит: «Сына принесёшь, так на руки надеть, если он захочет, выростет в полный возрос, захочет в Рассею съездить, захочетьця ему отця свого поискать, по перьсни я его узнаю там по своём имянном». И отправились оны теперичу от дивичи прочь во Киев град. Идуть путём, едуть путём дорогой Микита Добрыниць и Илья Муромечь; наехали оны на калику прохожого. Однако, калика идёт прохожой, день идёт по солнышку, а ночь по самоцветному каменю, и зачали Илью Муромець и Микита Добрыниць на калику напущать, говори. Как наедет на его, он свой костыль топнул в землю, а костыль в девяносто пуд по локоть ушол в землю. Захватит коня того в руку, другого в другую, обых и постановил и говорит: «Ах ты брат мой, Илья Муромець, напущаэшь на калику прохожого, ты не помнишь што ли, как мы в одном уцилищи уцились, в одну цернильницю перьямы макали? Вы не знаэте, есь незгода большая во Киеви гради у князя стальнокиевьского, у князя в полаты, поежжайтя туды». Приехал из Литоськой земли, удолище поганоэ (хошь боготырь), ес по нетели яловичьи к выти, а пьёт по котлу по пивному, 12 боготырей на носилках принесут ему и захватит за уши и выпьет до духу. Илья Муромець и говорит: «Ах брат Иван, дай мни свою одёжу нищецькую, я пойду в нищей одёжи, говори, шляпа петдесять пудов, костыль девяносто пуд, а гуня сорок пудов». — «Ты, — говорит, — одёжу у меня возьмёшь да и бок намнёшь». Илья Муромець и отправился во Киев град, прибежив на княженецькой двор и закрычив громким голосом: «Стальнокиевьской князь, ты мне милостину дай». Однако же, теперичу удолищо говорит: «Што у вас за калики попущены, от голосу стёкла посыпались в окнах, позвать сюды калику». А калика, говорит, серьце его как розгорячилось, в яром мути бежит по ступенкам, ступёнки подрагивають и прибежив в полату, крес по писаному, поклон по учоному — калика князю, княгины, говори: «Многолетно здрасьвовать, говори, вперёд желаю здоровым быть, а тиби, удолище поганое, чолом не бью, ты зачим в чюжой полаты сидишь?» — «А што, калика прохожая, не знаэшь ли щи Илья? Каков у вас Илья, говори, корпусом?» Калика на место говорит: «Удолище поганоэ, гляди на меня, каков я, таков и Илья». — «Каково ваш Илья выть умеренну ее ли?» Калика говори: «Илья, говори, ее выть умиренну, говори, с людъмы наряд». — «А велику чару он пьёт?» — говори. — «А чару пьёт Илья в полтора ведра, во времё». «Однако бедный Илья есь; я, вот, боготырь, ем по нетели яловичьи и пью, говори, по котлу по пивному, который котёл несу 12 боготырей, захвачу за уши и выпью весь до духу. Бедный боготырь Илья Муромець, я бы взял на руку да другой сверьху ударил, да в блин бы шлёпнул». — «Ай ты, поганоэ удолищо, у мого как батюшка была сера кобыла; был пивный завод, оповадилась она ходить на пивоварьню пивных тых выжимков йись, по день ходила, ела, и по другой ходила ела, а по третий день как пошла, натрёснулась, брюшина и лопнула, так также тиби поганому удолищу приказала моя кобыла, как съешь нетель яловичью, так и лопнешь». Однако удолищу проклятому это слово не полюбилось, хватит ножище кинжалище да и тропнет-махнёт в Илью Муромьця. Илья Муромець был видь на поспехи богатырьский сильне удал, — как вывернетця, пролетит ножище однако мимо его в стену и прошибло стену, и однако убило там много тотаров за стеной. Илья Муромець, оборонитця ему нёчим, хватит шляпу свою да ударит шляпой удолища, у его голова отлетела прочь на уличю и слетела, схватит его за ноги. «Ах ты, тотарин проклятый, кости твой толсты, а жилья тверды», — говори; да выскочит на улицю, да што у его было войська навезено и всих убил тым же тотарином. «Не время вам, говори, теперь при Ильи Муромьци во Киеви гради жить, а теперь тесно стало вам». И однако обрали всих, очистили место. Ну, однако же собрались вси боготыри, собрались вси ко князю в полату, зачали йись, пить и веселитьця. Однако же в эфто время оны ели да пили, времени произошло, видно, много, у них из Подсолнышного царьева Соколик Соколиков приехал под Киев град и подкидыват паличю одной рукой под оболоку и другой подхватыват и просит из Киева града поединщика. Ну, князь, князь Владимир собрал всих боготырей, што было в Кееве на почесный пер и спрашиват: «Ну, што, братья, хто теперича подёт насупротив богатыря, кому ехать по очереди?» Князь Владимир зачал ричь водить: «Што, послать Микиту Добрыниця, порён да неповоротлив, убит буде; Олёшу Поповича послать: храбер, удал, поры мало, убит буде, и прочих много есь, всё на дили никакого нет, не осмеюсь надеятьця, говори. Ехать не ехать старому казаку Ильи Муромьчю». Илья Муромець уж видит дело, пала очередь на его, сел на доброго коня и поехал в