Последний Катон - Матильда Асенси

— Я так и думала. Спасибо вам за всё, сестра Саролли. Я как можно скорее вышлю письма.

Я повесила трубку, и у меня закружилась голова. Передо мной разверзлась пропасть, и противоположная сторона была слишком далеко, чтобы до неё допрыгнуть. Однако отступать назад было нельзя, и, конечно, я этого не хотела. Я вздохнула и обвела взглядом комнату Фарага. Когда мать узнает, у неё будет не сердечный приступ, нет, у неё будет по крайней мере два или три приступа сразу, а реакцию моих братьев я не могу и вообразить. Пожалуй, Пьерантонио — единственный, кто способен меня понять. Я хотела только быть с Фарагом до конца моих дней, но практичный дух семейства Салина заставлял меня взвесить все возможности: несмотря ни на что, возвращение в Палермо было реальным вариантом. Там у меня всегда будет дом, где можно жить. Ещё мне нужно будет найти работу, хотя это меня не беспокоило, потому что с моим опытом работы, моими премиями и публикациями это будет не очень трудно. И от этой работы, естественно, будет зависеть, где я буду жить. Я снова вздохнула. Страху не было места в этой игре, он был запрещён. Так или иначе, я не пропаду и найду способ перебраться через эту пропасть.

Дверь комнаты медленно приоткрылась, и в просвете появилась борода Фарага.

— Ну как? — спросил он. — На втором аппарате было слышно, что ты повесила трубку.

— Ты не поверишь, — ответила я, подняв брови. — Я свободна.

Фараг раскрыл рот от удивления и забыл его закрыть, застыв в этом положении, как соляной столп. Я встала и подошла к нему.

— Идём ужинать. Потом я тебе всё подробно расскажу.

— Но, но… ты уже не монахиня? — пробормотал он.

— Юридически — нет, — объяснила я, подталкивая его к коридору. — Морально — да. По крайней мере до того, как не пошлю письменный отказ от сана. Но, пожалуйста, давай ужинать, а то всё остынет, и мне неудобно перед капитаном и твоим отцом.

— Она уже не монахиня! — крикнул он, когда мы вошли в гостиную. Бутрос, опустив голову, улыбнулся, выражая так глубокую радость, наверняка тесно связанную с радостью своего сына, а Кремень, прищурив глаза, долго не отводил от меня взгляда.

Ужин прошёл в очень приятной атмосфере. Моя новая жизнь просто не могла начаться лучше, и я, вне всякого сомнения, поняла, почему ставрофилахи избрали Александрию для искупления греха чревоугодия. Сложно найти более аппетитные и лучше приправленные блюда, чем типично александрийские кушанья. Перед тем, как взяться за баба ганнуг, пюре из баклажанов с тхиной[57] и лимонным соком и за хумус с тхиной, пюре из турецкого гороха с такой же приправой, мы опробовали разные салаты, один другого вкуснее и интереснее, в сопровождении большого количества сыра и фуль (огромной фасоли коричневого цвета). Как рассказал нам Бутрос, александрийцы являются прямыми наследниками римской и византийской кухни, но, кроме того, они сумели привнести в неё лучшее из арабских кулинарных традиций. Здесь не было ни одного кушанья без специй, и блюда всегда обильно приправлялись оливковым маслом, мёдом, лавровым листом, йогуртом, чесноком, тимьяном, чёрным перцем, кунжутом и корицей.

Мне посчастливилось убедиться в этом самой. Всё, что мы съели в тот вечер, начиная с хлеба, вкусных аиш (лепёшек, приготовленных из разных видов муки, которые подавались вместе с пюре), до гамбари, вкуснейших огромных креветок с чесночным соусом, от которых у меня осталось неудовлетворённое желание облизать пальцы, всё было просто объедением. Даже Глаузер-Рёйст, казалось, был более чем доволен заданным Фарагом ужином и ни на минутку не поверил в то, что мы сами приготовили эти кулинарные шедевры. Бутрос рассказал нам, что, по его мнению, вкуснее всего мясные блюда, хотя на столе были только изысканные хамам — фаршированные зелёной пшеницей и зажаренные на медленном огне голуби. Однако он сказал, что сами египтяне, да и иностранцы, больше всего ценят блюда из баранины, хотя всегда свежая и обильно приправленная рыба от них тоже не отстаёт.

Глаузер-Рёйст выпил пару средних бутылок пива египетской марки «Стелла», а отец Фарага осилил на одну больше.

— Вы знали, что пиво изобрели в Древнем Египте? — спросил он. — Нет ничего лучше стаканчика пива перед сном. Помогает заснуть и расслабиться.

Несмотря на это, мы с Фарагом пили только минеральную воду и холодный каркаде, напиток ярко-красного цвета с кисловатым вкусом, приготовляемый из цветов гибискуса, который египтяне целыми днями пьют наряду с крепким чёрным чаем с листьями мяты.

Но хуже всего нам пришлось во время десерта. Я говорю «хуже всего», потому что остановиться нельзя было никакими силами. Верные византийским традициям александрийцы, так же, как и греки, были большими любителями сладкого, и Фараг, александриец до мозга костей, заказал столько пирожных, слоек и сладостей, что ими скорее можно было накормить голодную армию, чем уже изрядно наевшихся четырех человек. Тут были ом-али[58], кунафа[59], пахлава[60] и ашура[61], типичные сладости, которые мусульмане едят в основном в десятый день месяца Мохаррам, а Фараг с отцом жадно поглощали при первом удобном случае. Мы с Глаузер-Рёйстом незаметно обменялись удивлёнными взглядами при виде неслыханных способностей семьи Босвелл к бессчётному, беспорядочному и безмерному поглощению сладостей.

— Похоже, диабет тебя не волнует, Фараг, — пошутила я.

— Ни диабет, ни избыток веса, ни повышенное давление, — с трудом проговорил он, заглатывая большущий кусок кунафы. — Как мне не хватало вкусной еды!

— Александрия обладает ужасной славой… — замогильным голосом завёл Кремень, и отец Фарага, слушая его, застыл с раскрытыми глазами и непроглоченным куском, — и известна тем, что в извращении предаётся греху чревоугодия.

— Как вы сказали, капитан Глаузер-Рёйст? — недоверчиво произнёс он, проглотив свою пахлаву и запив её глотком пива.

— Не бойся, папа, — усмехнулся Фараг. — Каспар не сошёл с ума. Это просто одна из его шуточек.

Но нет, это была не шутка. Мне тоже, непонятно почему, пришли в голову слова из послания Катонов об этом городе и его вине.

— Насколько я понял, — вдруг заявил Кремень, сменив тему, — в арабских странах доступ к интернету ограничен. В Египте это тоже так?

Прежде чем ответить, Бутрос аккуратно сложил салфетку и положил на край стола (Фараг продолжал поглощать кунафу).

— Это очень серьёзный вопрос, капитан, — провозгласил он, напряжённо сморщив лоб. — Насколько мы знаем, здесь, в Египте, нет таких ограничений, как в Саудовской Аравии и Иране, странах, где доступ граждан к тысячам веб-страниц фильтруется и ограничивается. В Саудовской Аравии, например, в пригороде Риада есть оборудованный по последнему слову техники центр, который отслеживает все веб-страницы, посещаемые гражданами страны[62], и ежедневно блокирует сотни новых адресов, которые, по мнению правительства, направлены против религии, морали и саудовской королевской семьи. Хотя ещё хуже обстоят дела в Ираке и Сирии, где интернет вообще полностью запрещён.