Дитя Всех святых. Перстень со львом - Жан-Франсуа Намьяс

Предложение стать крестной матерью Тифания Рагнель приняла доброжелательно, услышав в ответ от молодых супругов тысячу благодарностей. Но у Ариетты была к ней еще одна просьба. Зная о даре Тифании, она просила ее предсказать будущее ребенка. Жена дю Геклена вышла куда-то из большого зала аббатства и вернулась с толстой книгой, которую положила перед Ариеттой.

— Это Вергилий. Согласны ли вы на вергилическое гадание?

Ариетта кивнула.

— Тогда закройте глаза и откройте наугад страницу, ткните пальцем в стих и читайте.

Ариетта исполнила сказанное. Склонившись над манускриптом, она прочла:

— Numero Deus impare primi[44].

Она взглянула на будущую крестную.

— Что это предвещает?

— Для ребенка — только хорошее…

Однако какая-то недосказанность проскользнула в голосе Тифании. Ариетта почувствовала ее.

— А есть ли там что-нибудь еще?

Тифания Рагнель поколебалась мгновение, потом дополнила предсказание:

— Вам самой следует опасаться четных чисел…

Ариетта де Вивре разрешилась от бремени 30 сентября

1361 года. Франсуа пожелал, чтобы роды состоялись в той же комнате, где он сам увидел свет. Дама-родовспомогательница впервые на своем веку увидела такую роженицу. Ни малейшей тревоги, ни малейшей серьезности, подобающих будущей матери. До самого последнего момента Ариетта не переставала шутить и улыбаться. И только когда все осталось позади, и ей сообщили, что родилась девочка, веселость уступила место волнению. Она потребовала ребенка, взяла его на руки и прошептала:

— Изабелла! Французская Мадемуазель…

Крестины состоялись на следующий день, в день святого Реми. После церемонии в часовне все вышли из замка через лабиринт и оказались на лугу, где были накрыты столы. Жана по-прежнему не было, но за три дня до этого прибыла его книга. Она была в финифтяном окладе тонкой работы с золотой застежкой. Согласно пожеланию дарителя никто ее не открывал.

Пиру в честь крестин Изабеллы де Вивре предшествовало первое соревнование стрелков из лука. Лучшие лучники округи били по мишени, и Франсуа убедился воочию, насколько удачной была его затея. Человек десять заслужили награды за меткость. С такими стрелками на стенах лабиринт становился настоящей смертельной западней…

Пир удался на славу, веселье было почти буйным: так давно людям не хватало повода для радости! Все взгляды устремились на Франсуа. Он взял свою дочь на руки и произнес несколько совсем простых слов: Изабелла, дочь английской дамы и французского рыцаря, должна стать залогом надежды и мира. Затем Франсуа поднял кубок, и все вместе выпили за мир.

Мир!.. На свою беду после подписания договора в Бретиньи Франция пребывала в мире. Бедный парижский люд, поверивший, что все его невзгоды кончились, пьющий вино на перекрестках и славящий своего короля, вызволенного из плена! Бедные крестьяне, пляшущие на площадях своих деревень, на радостях проедающие заботливо хранимые припасы!.. Мир, который они познали вслед за этим, оказался горше войны. На войне солдаты дерутся между собой и истребляют друг друга, а вот во время мира…

Они никуда не ушли, они все остались: сначала англичане, отказавшиеся сдать захваченные крепости и распустить отряды; потом — гасконцы, всегда охочие до грабежа и нападений, чтобы получить выкуп; англо-наваррские войска Карла Злого, по-прежнему удерживающие Эвре и Котанен; наконец, наемники всех мастей, призванные либо той, либо другой стороной: немцы, фламандцы, швейцарцы, итальянцы, испанцы. Зачем им было уходить? Чего ради покидать самую богатую страну христианского мира, в которой все они могли добыть себе состояние?

Одним махом солдаты превратились в мародеров, а их отряды — в разбойничьи шайки, которые сами они называли «дружинами» или «ротами». Да, такой мир оказался гораздо хуже войны. Великие битвы, где Франция потеряла столько людей, были подобны широким ранам, откуда обильно пролилась кровь. Но со временем раны затягиваются, и кровь восстанавливается в жилах. А вот мир походил скорее на какую-то кожную болезнь. Казалось, все тело Франции, с севера до юга, поразили тысячи маленьких ранок — тысячи язв, чирьев, гнойников. И вскоре несчастная Франция скрючилась, закричала от боли, которую причиняла ей эта невыносимая экзема.

Хуже того — Франция начала чесаться, чем лишь усугубила свою болезнь. Когда какая-нибудь «рота» слишком уж усердствовала и терпеть ее грабежи становилось совсем невмочь, против нее бросали отряд наемников. Но наемники, в свою очередь, сами становились бандитами, против них приходилось нанимать других… и так до бесконечности. Франция запустила себе ногти под кожу и уже не переставала терзать себя. Теперь сражались не только при Креси или Пуатье — вся страна превратилась в гигантское поле битвы…

Едва вернувшись из Англии, Иоанн Добрый решил действовать. Он счел своим долгом воплотить, наконец, в жизнь великую мечту, с которой никогда не расставался: отправиться в крестовый поход. Он написал в Авиньон, Папе Иннокентию VI, с тем, чтобы тот благословил его стать во главе святого воинства, на что государь-понтифик весьма охотно согласился. Иоанн II был в восторге: наконец-то он покроет себя славой в боях против неверных. Не в том ли состоит первейший долг короля-христианина?

К несчастью для него, осуществление этого прекрасного плана задержалось из-за одного непредвиденного события. 21 ноября 1361 года во время чумного поветрия умер в возрасте пятнадцати лет, не оставив потомства, Филипп де Рувр, герцог Бургундский. Выходило так, что его наследником становился ближайший родственник — король Франции. Появилась уникальная возможность присоединить эту богатейшую область к французской короне. В самой Бургундии к этому уже были готовы. Если бы король так и поступил, ему бы никто не воспротивился.

Но Иоанна Доброго в который раз осенила неожиданная идея. Вместо того чтобы включить Бургундию в состав своего королевства, он решил даровать ее своему любимцу — младшему сыну, маленькому Филиппу, тому, кто остался подле него при Пуатье и заслужил прозвище «Отважного». Ни на мгновение Иоанн Добрый не задумался над последствиями своего решения. Разумеется, Филипп сохранит ему верность! Разумеется также, что он поладит и со своим братом Карлом, когда тот станет королем. А потом? Как поведут себя потомки Филиппа? Вместо того чтобы увеличивать Францию, король в самом ее сердце создал отдельное государство…

Прежде чем уступить Бургундию младшему сыну, Иоанн II решил незамедлительно посетить ее в сопровождении своего доверенного лица, шамбеллана Жана де Танкарвиля. Король был очень хорошо принят своими бургундскими подданными, но по случаю этой поездки сделал неприятное открытие: повсюду в стране было весьма небезопасно. Во всех областях мародеры держали себя как хозяева. Никакой властитель не смог бы потерпеть такое положение, вот и Иоанн Добрый решил покончить с разбойничьими «дружинами». Он поручил это дело Жану де Танкарвилю, а сам отбыл в Париж.