Приключения Кавалера и Клея - Майкл Чабон

— Видел дым, — рявкнул мистер Лав. — Камины затоплены. Отлично, Рут. Как поживаешь? Как здоровье?

— Жить буду, не сомневайтесь.

Все мужчины потопали вверх по лестнице, бросая в сторону Рут яркие, но пустые слова приветствия, отпуская комплименты по поводу ее прически, неизменной аж с 1923 года, цвета ее лица, доносящихся с кухни запахов. Рут с обычной своей лукавой настороженностью встречала гостей в манере школьной училки, приветствующей возвращение с каникул группы хитрожопистых шутников и всезнаек, сообщая каждому название его комнаты и как он сможет эту комнату найти, если еще не в курсе. Какой-то давний энтузиаст уикендов Лава назвал все спальни в честь давно исчезнувших индейских племен. Один из мужчин, исключительно привлекательный на вид, с глазами цвета новехонького кадиллака и ямочкой на подбородке, пожал экономке руку и сообщил, что слышал поразительные вещи о ее вареных устрицах. Еврей с несуразными на вид ногами держался чуть позади, оставаясь в тени зеленоглазого гиганта. Его единственным приветствием в адрес Рут стала еще одна кривая улыбка и нервное покашливание.

— Вы остановитесь в «Раритане», — сказала она ему, придерживая для мелкого еврейчика эту самую маленькую и тесную из всех гостевых комнат на третьем этаже. Лишенная балкона, комнатенка вдобавок давала лишь частичный вид на море.

Еврей показался напуганным этой информацией, как будто там содержались новости о серьезной ответственности, которую Рут на него возложила.

— Благодарю вас, мэм, — пробормотал он.

Впоследствии Рут припомнит, что ее кратко потревожила нежная эмоция, что лежала где-то между жалостью и привязанностью к этому курносому еврейскому мальчугану. Он показался ей таким потерянным среди всех этих высоких и спортивных нарциссов. Рут с трудом верилось, что он один из них. Она даже задумалась, не попал ли он сюда по ошибке.

Рут Эблинг даже понятия не имела, насколько близко ее оценки местного статуса Сэмми совпадали с его собственными.

— Проклятье, — сказал он Трейси Бэкону, — что я здесь делаю? — и уронил свой чемодан. Тот с глухим стуком приземлился на слой из нескольких изношенных восточных ковров, что покрывали скрипящие половицы «Раритана». Трейси уже успел оставить свои чемоданы в комнате на втором этаже, которая благодаря переизбытку интуиции у его влюбленного в индейцев предшественника называлась «Козлиный член». Теперь актер развалился поперек железной кровати в комнате Сэмми. Лежа на спине, он скрестил согнутые в коленях ноги и сложил руки за головой, ковыряя ногтем отколупывающуюся белую эмаль кровати. Подобно многим крупным, хорошо сложенным мужчинам, Бэкон был заядлым бездельником, презиравшим физическое утомление, если не считать кратких выплесков бешеного изящества. Кроме того, актер вообще терпеть не мог стоять прямо, что делало его работу на радио особенно несносной; мало того, сидеть прямо он тоже терпеть не мог. Врожденная способность Трейси чувствовать себя непринужденно везде, куда бы он ни пошел, сильнейшим образом усиливалась его глубочайшей леностью. Всякий раз, как Бэкон входил в комнату, он обычно сразу же искал место, где бы полежать или, по крайней мере, задрать ноги повыше. — Держу пари, я первый еврей, какой когда-либо в это заведение заходил.

— Не стану с тобой спорить.

Сэмми подошел к маленькому окошечку, на каждом из стекол которого стояла морозная печать, по сути слуховому окошку, выходившему на газон заднего двора. Распахнув окно, Сэмми впустил в комнату прохладную струю с привкусом соленой воды, ароматного дыма из трубы, звуками рокота и шелеста моря. В последнюю четверть часа перед полуночью Дэйв Феллоуз и Джон Пай носились по пляжу, с мрачным остервенением швыряя друг другу футбольный мяч. Оба были в грубых брюках и плотных свитерах, но босиком. Джон Пай тоже был радиоактером, звездой сериала «Вызываем доктора Максвелла» и другом Бэкона, который и представил Пая спонсору «Приключений Эскаписта». Феллоуз руководил манхэттенской конторой одного члена нью-йоркской делегации Конгресса. Сэмми понаблюдал за тем, как Феллоуз разворачивается спиной к Паю и бросается бежать, рассыпая по сторонам кучки белого песка. Затем, оглядываясь назад, Феллоуз вытянул руки — и короткий, точный пас Пая нашел его ладони.

— Как странно, — сказал Сэмми.

— Странно?

— Ага.

— Да, пожалуй, — сказал Бэкон. — Насколько я понимаю, так и должно быть.

— Ничего ты не понимаешь.

— Ну, вообще-то… может статься, все это не кажется мне таким уж странным просто потому, что я давным-давно уже чувствовал себя так странно… знаешь, еще до того, как я понял, что я в мире такой не один…

— Я не это имею в виду, — нежно сказал Сэмми, отнюдь не желая выглядеть последовательным. — Мне вовсе не это кажется странным, парнишка. Дело не в том, что все они — компания голубых. Или что текстильный магнат мистер Лав голубой. Что ты голубой или что я голубой.

— Если ты, естественно, голубой, — насмешливо уточнил Бэкон.

— Да, если я голубой.

— А ты не голубой.

— Но вполне мог бы им быть.

По большому счету вопрос о том, что последующее поколение назовет сексуальной ориентацией Сэмми, по крайней мере, к удовлетворению всех приехавших на вечеринку в «По-то» в тот первый уикенд декабря 1941 года, был в целом улажен. В течение недель, последовавших за их визитом на Всемирную ярмарку и любовными занятиями внутри шара Перисферы, Сэмми вместе со своим рослым любовником сделался завсегдатаем в кружке Джона Пая, считавшегося в ту пору и еще долгое время впоследствии (если верить мифологии гейского Нью-Йорка) самым красивым мужчиной в городе. В одном заведении в районе восточных Пятидесятых под названием «Голубой попугай» Сэмми испытал новизну наблюдения за мужчинами, совсем неподалеку, в довольно прозрачном сумраке, проделывающими «техасского Томми» и «Золушку», хотя слабые ноги не позволили ему присоединиться к забаве. Завтра, как все знали, они с Трейси Бэконом отбывали на Западное побережье, чтобы начать новую совместную жизнь в качестве сценариста и звезды сериала.

— Что же тогда странно? — спросил Трейси.

Сэмми покачал головой.

— Все очень просто. Посмотри на себя. Посмотри на них. — Он дернул большим пальцем в сторону открытого окна. — Все дело в том, что любой из этих парней смог бы сыграть тайного героя в обтягивающем трико. Твой усталый плейбой, твой гений футбольного поля, твои окружные прокуроры-крестоносцы. Брюс Уэйн. Джей Гаррик. Ламонт Крэнстон.

— Джей Гаррик?

— Ну да. Показушник. Блондин, мышца, акульи зубы, трубка из пасти торчит.

— Никогда бы не стал курить трубку.

— Этот учился в Принстоне, тот в Гарварде, еще один в Оксфорде…

— Скверная привычка.

Сэмми скорчил физиономию, молча показывая, что его попытками поразмышлять откровенно пренебрегают, затем снова отвернулся к окну. Там на пляже Феллоуз крепко схватил Джона Пая. Оба покатились по песку.