Ганзейцы. Савонарола - Оскар Гекёр

заняться мирным искусством, чтобы заслужить её одобрение. У короля было много планов до его женитьбы, и мы надеялись, что он пожелает овладеть неаполитанский короной, но теперь я больше не верю этому, так как красивые глаза королевы имеют для него более сильное обаяние, нежели потребность увеличить своё могущество.

— На всё своё время, — продолжал де Летеллье, — подождите только, чтобы Карл VIII вспомнил в один прекрасный день, что король Рене, отец нашей гостеприимной хозяйки, графини Жоланты, был законным наследником Неаполя, и тогда снова наступит пора для рыцарских подвигов.

— Дай Бог, — заметил со вздохом Баярд, — потому что мне нелегко будет научиться песнопению, и я убеждён, что всегда останусь жалким рифмоплётом. Мы все учимся с ранней молодости владеть оружием, и между служителями муз есть немало храбрых людей, но не всякому дано сочинять художественные стихи, а плохой поэт играет слишком жалкую роль...

Если бы Баярд мог слышать разговор, который в это время происходил между королём и Марилльяком, то он убедился бы в справедливости слов де Летеллье.

Марилльяк много путешествовал по свету; он представлял собой образец странствующего певца в широком значении этого слова; при всех дворах Европы он пользовался особенной милостью, чему отчасти способствовало его необыкновенное умение приспосабливаться к обстоятельствам. В данный момент, находясь в присутствии своего короля и властелина, он откровенно высказал своё мнение о некоторых коронованных особах. Карл с особенным удовольствием слушал остроумного Марилльяка, когда тот начал рассказ о немецком императоре Максимилиане, который, по его словам, не только покровительствовал поэзии, но и сам сочинял стихи.

— Имеете ли вы о них какое-нибудь понятие? — спросил король с насмешливой улыбкой.

— Его римско-германское величество, — ответил Марилльяк, — сам изволил мне читать одно из своих произведений; я едва не заснул, слушая их. Дело шло о восхвалении двух королей: «Weisskunig» (белого короля) и «Thenerdank» (благомыслящего); первый должен был означать отца его германского величества, второй — самого императора. Но кто не имел счастья слышать это образцовое произведение, тот не может составить себе понятие, сколько в нём напыщенности и преувеличения!

— Вполне верю вам, — возразил со смехом Карл, — но я постараюсь найти стихи императора восхитительными, потому что скоро наступит время, когда его дружба будет иметь для меня большое значение. Мария Бургундская была причиной нашей ссоры, но я надеюсь, что Бианка Сфорца сблизит нас, потому что её брат, Лодовико Моро, желает стать нашим союзником. Вероятно, это предоставит удобный повод вмешаться в дела Италии и вместе с тем заявить наши права на неаполитанский престол. Вы, кажется, недавно были в Италии; расскажите, как там идут дела.

— Насколько я мог видеть и слышать, в Италии началось брожение. Но среди общей неурядицы в особенно непривлекательных красках рисуется личность старшего сына его святейшества, я убеждён, что в непродолжительном времени имя Чезаре Борджиа будет внушать ужас на всём полуострове. Вашему величеству известно, что герцог Миланский недавно породнился с Медичи, и, вероятно, вы ничего не имеете против этого союза?

Король кивнул головой в знак согласия.

— Как вы думаете, — спросил он неожиданно, — какой приём будет оказан нашим войскам в Италии?

Этот вопрос смутил Марилльяка, но он тотчас овладел собой и ответил уклончиво:

— Французские войска везде сумеют внушить к себе уважение...

— В этом не может быть никакого сомнения, — воскликнул король, — потому что нигде нет такой дисциплины, как у нас! В Италии принят самый жалкий способ ведения войны! Национальные войска редко бывают в бою; обыкновенно правители и города составляют военную силу с помощью найма, и как ведение самой войны, так вооружение и плата жалованья предоставляется лицу, с которым заключают контракт. Сыновья многих знатных дворянских фамилий играют роль подобных поставщиков войска; они берут подряды на известные войны и ведут их с помощью армий, не знающих ни городов, ни правителей, за которых им приходится сражаться. Большинство этих наёмных солдат представляют собой сборище бродяг из всевозможных стран. Если дело доходит до настоящей битвы, то они в беспорядке напирают друг на друга с обеих сторон, с единственной целью обратить неприятеля в бегство. Затем они стараются захватить возможно большее количество пленных, отбирают у них лошадей и оружие и отпускают на все четыре стороны. Ввиду этого можно себе легко представить, какой страх нагнали бы там наши войска при их обыкновении убивать тех, которые не хотят добровольно покориться им. Способ, каким бьются наши наёмники швейцарцы, стоя, как стены, замкнутыми батальонами, показался бы совершенно новым в Италии и привёл бы в трепет их жалкие войска. Но ещё больший эффект произвела бы наша артиллерия. Вместо их каменных пуль, бросаемых из огромных железных труб, у нас летят железные пули из бронзовых орудий; мы перевозим их не в тяжёлых повозках и не на быках, а на лёгких лафетах, запряжённых лошадьми, и к ним приставлены опытные и умелые люди. Клянусь честью, я с удовольствием представил бы когда-нибудь этому изнеженному народу образчик настоящего способа ведения войны...

Этими словами король закончил свой разговор с Марилльяком.

Впрочем, молодому рыцарю Баярду нечего было завидовать поэтам относительно благосклонности прекрасного пола. Многие дамы, и в том числе Клотильда де Лимож, поговорив некоторое время со служителями муз, обратили всё своё внимание на красивого и храброго рыцаря, потому что из всех качеств сила и мужество всего больше ценятся в мужчине. Это особенно было заметно в тот момент, когда король предложил всем участникам праздника отправиться на прогулку к близлежащим развалинам — из времён римского владычества в Галлии, которые были окружены дикими скалами и непроходимым лесом. Баярд мог предложить себя в спутники любой из дам, и каждая сочла бы это для себя величайшим счастьем; но он, следуя рыцарским правилам вежливости, предложил свои услуги Клотильде де Лимож. Молодая девушка, польщённая этим предпочтением, предалась сладкой надежде, что храбрый рыцарь избрал её своей дамой не только на то время, пока продолжается праздник, но что она навсегда приобрела его сердце.

Радостные мечты о блестящей будущности туманили ей голову; она медленно шла под руку с героем, внимательно прислушиваясь к его словам. Хотя разговор их не представлял ничего особенного, но они были настолько поглощены им, что только тогда заметили, что отстали от других, когда дорога стала круто подниматься к развалинам среди кустарника и массивных каменных глыб. Баярд рассказывал о своих охотничьих приключениях, о которых напомнила ему окружавшая их дикая местность, с её