Юность подарит первые шрамы - Стейс Крамер

него зависело многое, что ему необходимо быть аккуратным, нежным, чутким, чтобы заслужить ее доверие. Ему было интересно постепенно обнажать ее душу.

Ну а пока он решил отвлечь ее от грустных мыслей, включил Omgkirby – «If the World Was Ending» и пригласил ее на танец. Свет был приглушен, из кухни доносился аппетитный, сладкий аромат воздушного десерта. Их тела медленно двигались в объятиях друг друга, ее глаза были закрыты, а он с любовью смотрел на нее и ждал подходящего момента, чтобы поцеловать ее. Подходящий момент наступил, когда зазвучал припев:

Но если бы наступал конец света,

Ты бы приехала, правда ведь?

Приехала и осталась на ночь, да?

Любила бы меня вопреки всему?

Все наши страхи потеряли бы смысл…[4]

Арджи долго смаковал ее поцелуем, крепко обнимал. Пленительный аромат ее кожи сводил его с ума.

…Небеса бы рушились, а я бы крепко обнимал тебя.

Элеттра прекрасно понимала, что Арджи заведен не на шутку, и этот страстный танец обречен на горячий финал. Она не боялась, да и что скрывать, ей хотелось этого, но вдруг…

– Моя девочка… – услышала она голос отца. Бронсона, разумеется, не было рядом, но Элеттра его слышала, ощущала его присутствие и едва сдерживалась, чтобы не закричать из-за внезапного, чудовищного страха, накрывшего ее с головой. – Порадуй своего папочку…

Элеттра зажмурилась и резко открыла глаза. Рядом с ней был Арджи, что ласкал ее шею влажными губами, все было замечательно. Но ей вдруг стало противно. Казалось, что не Арджи, а Бронсон целует ее, водит языком по ее коже и обнимает ее напряженное тело. Ну а в следующее мгновение все стало совсем худо. Элеттра грубо оттолкнула Арджи и побежала в уборную.

– Элеттра! – опешил Арджи. Он пошел за ней, но потом резко остановился, услышав, как содержимое желудка Эл стремительно полилось из ее рта.

Спустя пять минут Эл вернулась.

– Все хорошо? – робко осведомился Арджи, виновато глядя на нее.

– Да… Не знаю, что со мной. Может, переела?

– А может, тебя тошнит от меня?

– Арджи…

– Да шучу я. Просто невыигрышное для меня совпадение. Ладно… Пойду приготовлю чай. Горячее питье обычно выручает.

Элеттра села на диван, положила дрожащие, холодные руки на колени. Она упорно заставляла себя успокоиться и придумать, как вернуть ту приятную атмосферу, которую они с Арджи создали друг для друга. Но дрожь никуда не ушла и даже усилилась. И вдруг на Элеттру обрушилась, как скала, страшная мысль, и с трудом собранный заново мир вмиг разрушился. По полотну ее жизни вновь плотным слоем растеклась черная краска, уничтожив все яркое и до боли прекрасное.

* * *

– Кисиндра, иди ко мне, – сказала Никки, отвлекшись от вырисовывания стрелок и протянув руки к кошке. Белая, пухлая, наглая морда уставилась на нее, как бы говоря ей: «У меня есть дела поважнее, кожаное существо». – Ну, Кисиндра, говнючная кошара, ты думаешь, мы тебя кормим просто так? Нет, дорогая моя, – Никки сама подошла к кошке и взяла ее на руки. – Мы даем тебе еду, а ты взамен должна позволять себя жамкать, когда мы захотим и сколько угодно. Понятно? – спросила она, глядя в бесстыжие глаза кошки. Кисиндра фыркнула, стала бешено дергаться в ее руках и пытаться достать когтистыми лапами до лица хозяйки. Никки испугалась и отпустила недовольное животное. – Зараза! – крикнула она в отчаянии. – Ха, даже кошка от тебя убегает.

Никки села за свой туалетный столик и продолжила красить глаза. Но слезы решили помешать ей, заструились, размывая черную подводку. Никки плакала теперь довольно часто, сама не понимая из-за чего. Ее могла расстроить любая мелочь. А может, дело и не в мелочах вовсе, а в том глобальном, разрушительном, в том, что глубоко сидело в ее душе и мучило ее за то, что она сделала.

– Никки, почему ты не сообщила мне, что на Ориане гости? – ворвалась в комнату мать.

– А тебя это волнует? – спросила Никки, протирая ватным диском испорченный слезами макияж.

– Еще как волнует. Мне надоело, что ты позволяешь своим друзьям развлекаться за мой счет! – негодовала Кармэл. Подойдя ближе к дочери и увидев ее заплаканное лицо, Кармэл быстро рассталась со своим гневом. – Ты плачешь? – В ответ она получила лишь громкое шмыганье носом. – Могу я узнать, в чем дело?

– Зачем тебе это?

– Вдруг я смогу чем-то помочь?

– Что ж, тогда слушай. Проблема такая: кажется, я становлюсь такой же тупорылой, как моя мамаша. Творю всякую херню. Что мне делать, а? Подскажи, – с издевкой глядя на мать, сказала Никки.

– …Ты бездушный ребенок.

– А ты – тупорылая, раз думаешь, что после твоего многолетнего игнора меня и моих сестер я доверюсь тебе. Знаешь, Кармэл, я очень часто представляю тебя мертвой. Ты лежишь дохлая у моих ног, а я переступаю через тебя и громко-громко смеюсь.

– Боже мой, Никки! – крикнула Кармэл. Она не понимала, что происходит с ее дочерью и чем заслужила такое отношение к себе. Кармэл подошла к двери, но перед этим успела захватить с тумбочки ключи от машины Никки.

– Положи ключи на место!

– Гаспар теперь будет ездить на твоей машине. Ты не заслуживаешь таких дорогих подарков.

– Господи, да подавитесь! Надеюсь, твой хахаль за это оттрахает тебя до смерти.

– Никки, замолчи!!! Ты даже не представляешь, что я сделаю, если ты выведешь меня!

– Ха, что же? Единственное, что ты умеешь делать, – это раздвигать ноги и стонать так, что стекла трескаются! Знаешь, я думаю, что если б твой дед не оставил тебе наследство, ты стала бы дешевой шлюхой. Дешевой, потому что внешность у тебя не очень. Ты б еще доплачивала, чтоб тебя поимели. Спасибо тому безымянному мерзавцу, что полоскал свой член в твоих чреслах за то, что наградил меня своими безупречными генами и мне ни малейшего процента не досталось твоей ущербности.

Кармэл не выдержала, вновь подошла к дочери и влепила ей пощечину, а после, не сказав ни слова, покинула комнату. Никки было больно. Она смеялась и плакала, повернувшись лицом к зеркалу.

* * *

– Ненавижу быть трезвой, – сказала Никки и опустошила очередной стакан с коктейлем.

– А в меня уже не лезет, – вздохнула Рокси.

– Рокси, из тебя хреновый друг-собутыльник.

Никки заставила Рокси пойти с ней в клуб «Джиттс», что находился на окраине Бэллфойера. Место это было для людей с толстыми кошельками, поэтому Рокси было некомфортно. Особенно когда она ловила на себе надменные взгляды молодых мажоров.

– Слушай, ты меня уже пугаешь, если честно. Посмотри на