Порно - Ирвин Уэлш

Франко морщитца, как будто я только што ударил его в живот, и я собираюсь сказать еще што-нибудь, но чувствую, што меня ударили по лицу, и слышу жуткий отвратительный хруст, судя по всему, он сломал мне челюсть. Боль ужасная, но скоро все кончитца. Потом я слышу его голос, он опять изменился, теперь Бегби как будто бы просит меня:

— У тебя же есть Элисон и ребенок! Што будет с ними, если ты сдохнешь, тварь эгоистичная!

Он снова бьет меня ногами, но я уже не чувствую этих ударов, потому што думаю о его словах… Элисон, маленький Энди… и я вспоминаю то лето, когда мы ездили на Побережье… Лейт… она в широком платье для беременных, и я глажу ее по животу и чувствую, как там шевелитца наш ребенок. И я говорю ей, я плачу от радости и говорю ей, што наш ребенок добьется всего, чего не добился я. И мы оба плачем. А потом — больница, откуда я их забирал. Ее улыбка, его первые шаги, и его первое слово, «папа»… и я вспоминаю все это и понимаю, што все-таки хочу жить. Франко прав, друг, он прав… я поднимаю руку и шепчу:

— Ты прав, Франко… ты прав. — У меня получаетца только стонать, но это искренние слова. — Спасибо, приятель… спасибо, што помог мне разобратца. Я хочу жить дальше…

Я не вижу лица Франко, только взвихренную темноту, я не вижу его лица глазами, но в сознании я его вижу, я представляю его себе. Лицо у него холодное и злое, и я слышу, как он говорит:

— Слишком поздно, мудила, тебе, бля, надо было подумать как следует, прежде чем пытатца меня использовать…

И он снова бьет меня ботинком.

И я пытаюсь сказать хоть што-то, но, кажетца, я отрубаюсь, и ничего у меня не получаетца, и я уплываю… темно… холодно… потом меня бьют по щекам, и я прихожу в себя, и думаю, што я в больнице, но вижу перед собой лицо Франко.

— Просыпайся, ублюдок, я не хочу, штобы ты пропустил самое интересное! Потому што ты, бля, подохнешь, я тебя, бля, убью, но я буду делать все медленно и обстоятельно…

И он бьет меня кулаком в лицо, а я вижу только Али, которая улыбаетца мне, и своего сына, и думаю о том, как я буду скучать по ним, а потом я слышу крик Али.

— ДЭННИ! ЧТО ПРОИСХОДИТ… ЧТО ТЫ С НИМ ДЕЛАЕШЬ, ФРЕНК?

Она пришла сюда, вместе с ребенком, нет… а Бегби орет на нее:

— ДА ОН, БЛЯДЬ, БОЛЬНОЙ! УРОД ОТМОРОЖЕННЫЙ! Я ШТО, БЛЯ, ЕДИНСТВЕННЫЙ НОРМАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК В ЭТОМ ГОРОДЕ?!

И он уходит, выходит за дверь, а Али подбегает ко мне, садитца рядом и кладет мою голову себе на колени.

— Што случилось, Дэнни? Это из-за наркотиков? Я выплевываю кровь.

. — Нет, просто во мнениях не сошлись… вот и все… — Я смотрю на своего сына, который испуганно подходит ко мне. — Это была просто игра, мы с дядей Франком чуть-чуть поиграли… просто поиграли.

Я пытаюсь поднять голову, я пытаюсь быть храбрым, для них, ради них, но у меня все болит, и все медленно начинает кружитца, и я теряю сознание, и проваливаюсь в какую-то крутящуюся черную дыру.

Я пью со своим старым приятелем и свежеобретенным деловым партнером в Городском Кафе и сообщаю ему хорошие новости. Рентон, который явно набрал пару лишних килограммов, читает письмо, которое я ему отдал, потом переводит взгляд на меня. На лице у него читается явное благоговение.

— Не знаю, как тебе это удалось, Саймон.

— Я просто послал демокопию, — говорю я. Судя по его взгляду, он уверен, что тут явно не обошлось без Миза с его связями. Ну и ладно, пусть думает, что хочет.

Рентон пожимает плечами и расплывается в довольной улыбке.

— Ну что ж, пока что все было по-твоему, и получалось вполне неплохо, — говорит он, снова перечитывая письмо. — Полноценный показ на Каннском фестивале порнографического кино. Это круто, с какой стороны ни глянь.

В обычных условиях лесть — это лучший бальзам для эго, но когда этот бальзам льется из уст Рентона, невольно ловишь себя на том, что ожидаешь удара по почкам. Мы обсуждаем, как должен выглядеть наш сайт www.sevenrides.com и что мы там разместим. Однако моя основная цель — убедиться, что у нас есть продукт на продажу. Это значит, что кому-то придется сидеть на складе в Амстердаме и раскладывать кассеты по коробкам. И я знаю только одного человека, который вечно твердит, что у него масса дел в Даме.

Так что мы снова едем в Голландию, но сидеть целыми днями на складе и выполнять идиотскую работу — удовольствие очень сомнительное. Меня начинают мучить приступы клаустрофобии. По возвращении в Эдинбург я понимаю, что мне нужно хоть пару часов провести в Банях Порти, так что я скрепя сердце беру такси прямо до места. Рентой доезжает со мной до центра и неохотно отдает мне десятку.

И вот я сижу в теплой ванне с джакузи и думаю: вот чего мне не хватало в Лондоне последние десять лет. Да, именно, ванны в Банях Порти. Непосвященному не понять этого состояния полутранса, в которое ты погружаешься здесь. Сауна или турецкая баня — это совсем не то. Ни с чем не сравнимая старая школа, огромный резервуар в стиле Жюля Верна, со всеми этими циферками, клапанами и трубами. В общем, здесь замечательно.

Я думаю, что именно в таком блаженно-расслабленном состоянии и нужно сообщать людям хорошие новости, поэтому я вылезаю из ванны и, обмотавшись полотенцем, иду к шкафчику и достаю мобильник. Ловит здесь хорошо, пусть даже и в помещении. Я звоню всем, кого могу вспомнить, и рассказываю им о том, что нас выбрали для показа в Каннах. Никки кричит от радости, Биррел особого восторга не выражает, такое впечатление, что я сообщил ему, что десятилетний срок, который он только что получил, скостили на пару месяцев. Терри реагирует в своей обычной манере:

— Канны ждут. Француженки и прочие шикарные бабы.

Я отправляюсь в Лейт, нужно проверить, как там дела в пабе. Мне уже почти удается проскользнуть к себе в кабинет, чтобы проверить почту «Бананацурри», но тут меня отлавливает Мораг. Ее безумные глаза под свеженькой перманентной завивкой заставляют меня застыть в удивлении.

— Мо. Ты подстриглась. Тебе идет, — улыбаюсь я.

Но Мо как-то не радуется, кажется, мои чары на нее не действуют.

— Да фиг с ней, с прической. Тут приходил человек из «Вечерних новостей». Спрашивал про тебя, спрашивал, знаю ли я, что на втором этаже снимаетца порнуха, и все такое.

— И что ты сказала?

— Я сказала, что я ни хрена не знаю, — отвечает она, качая головой.

Мораг нас не заложит, в этом я совершенно уверен.

— Спасибо, Мо. Чего, интересно, они до нас докопались? Если этот урод придет еще раз, скажи мне. Я пристрелю его, а потом сожгу его дом. — Я выплевываю эту фразу прямо в ее изумленное лицо.

И я почти уже собираюсь сбежать наверх, но тут эта старая корова опять начинает ныть:

— Ты должен больше мне помогать, Саймон, я одна не справляюсь. Али поехала в больницу, с ее мужиком что-то случилось.