Убийства в монастыре, или Таинственные хроники - Юлия Крен

— после смерти королевы Изамбур все изменилось. Я много лет ненавидела и проклинала свою мать. Но потом... что произошло... что она для нее сделала... Я никогда не думала, что она на такое способна. Я до сих пор не могу поверить в то, что именно ей удалось так... тронуть меня.

Ее голос, иногда ворчливый, иногда пронзительный, иногда плаксивый, сейчас дрожал.

— Роэзия! — прервала Иоланта ее воспоминание. — Почему ты так поступила с Софией, хотя никто не искал ее общества так, как ты?!

Ее память снова потемнела. В последнем, слабом свете Роэзия увидела перед собой Софию, как она сидела за письменным столом во время их первой встречи.

— Когда я первый раз пришла к Софии, — начала она, запинаясь, — я рассказала ей о своей жизни. Я сказала, что не хочу больше испытывать боль, оглядываясь назад.

— А она? Что она ответила?

—

Боль никогда не пройдет, — сказала София.

Голос Роэзии становился все громче, по мере того как она говорила. Она будто не просила, а подтверждала клятву.

— Да, — повторила София, после того как сестра замолчала. — Боль никогда не пройдет. Что бы вы ни пережили, вам не станет легче только от того, что я посвящу вас в науку.

Роэзия выпрямила плечи, будто та, к которой она относилась с таким уважением, превратилась в кого-то, кого следовало опасаться.

— Ваши богатые знания, — упрямо продолжала она, — ведь это единственное, что наполняет вашу жизнь, не так ли? Передайте их мне, и я потом стану обучать младших сестер! Доверьтесь мне, и ваша жизнь не будет напрасной! Все, что вы когда-то выстрадали, — преходяще, как и все, что случилось со мной в последние годы. Сегодня оно еще болит, а уже завтра превратится в пыль и будет иметь вкус пыли.

Роэзия опустила вызывающий взгляд. Хотя черты ее лица были неправильными, смотреть на нее было приятно. София почувствовала силу, исходящую от этой сестры, которая была гораздо живее, чем все остальные болтливые и суетливые девушки и женщины. Их голоса, может, и заглушили бы голос Роэзии, но они были рождены несбывшимися надеждами и прогнившими желаниями. Они не были такими свежими, как это стремление учиться, и горечь, скрывающаяся за ним.

— Я, конечно, не стану вас отговаривать, — сказала София, — но если хотите учиться у меня, запомните вот что: иногда мне кажется, что не записывать не означает забыть и успокоиться.

Эти слова показались сестре загадочными и непонятными. Не спрашивая, что это значит, сестра Роэзия решительно прошла мимо Софии и нагнулась над ее столом.

— А что же вы тут записываете? — спросила она. София наблюдала за ней с мягкой улыбкой.

— Это хроника, в которой сообщается о том, что произошло в последние десятилетия. Я пишу о восхождении короля Артура, о его войнах, о его растущей власти. О непростом браке с королевой Изамбур. О немецкой борьбе за трон и ее последствиях для маленькой Франции. Об интердикте и как он...

Она бы продолжила, но ее прервали. Двери в ее келью резко отворилась.

— София, скорее! — крикнула Грета. — Изамбур плохо! У нее кровь горлом идет!

Королевская вдова Изамбур в последние два года жизни не вставала с постели.

В 1236 году она в последний раз приняла посетителей. Бланш, вдова Людовика VIII и, несмотря ни на что, правящая королева при своем сыне Людовике IX, пришла с двумя младшими детьми Изабель и Шарлем. Дети смотрели вокруг серьезно и угрюмо, но показали, что воспитаны очень хорошо.

Она рассказала о трудностях ее должности, а также о закрытии Парижского университета. На этот раз протестовали не студенты, а профессора и не против церкви, а против городского управления, которое снова и снова вмешивалось в университетские дела. Теперь студенты стали переезжать в Тулузу, Реймс и Анжер, а также в Орлеан и там наталкивались на новые конфликты. Говорили, что меньшие братья нищенствующего ордена требуют доступа к наукам, но часто критикуют то, что там находят.

— Так оно и есть, — сказала София позже сестре Роэзии. — Ничто не убивает дух сильнее, чем закостенелость и консерватизм, хотя все вокруг говорят, что бояться за будущее науки не стоит.

Она подумала о Теодоре, о том, как он сейчас живет, жалеет ли о своем поступке, нашел ли свое счастье вдали от родины, освободившись от здешнего давления, мучает ли его мелонхо-лия, как прежде. Мог ли он предположить, что в руках нищенствующего ордена окажется будущее науки?

Хотя на эти вопросы и не было ответа, София в дни, последовавшие после визита Бланш, чувствовала себя легко и воодушевленно. Прошлую и нынешнюю жизнь, казалось, не разделяля бездна, которую ей приходиось с трудом преодолевать каждый раз, когда она оглядывалась назад. Когда она преподавала Роэзии или записывала для нее тексты по памяти, чтобы та узнала об основах грамматики, физики, астрономии и философии, ей казалось, что ее жизнь совершенна, а не проклята. И от Бланш во время ее визита к Изамбур она не услышала ни одного презительного слова, только дружественную болтовню, предусмотренную этикетом, как будто Бланш теперь, когда она всеми силами и всем своим разумом боролась за власть своего сына Луи, наконец поняла, чем обязана Софии.

В то время как София чувствовала себя все более сильной и состоявшейся, Изамбур слабела с каждым днем. С тех пор как она два года назад начала кашлять кровью, ее тело становилось неподвижнее и ее бил постоянный озноб. Она отказывалась есть, ее лицо побледнело и осунулось.

Но хотя все ждали смерти и ее запах, казалось, уже витал в келье, смерть не спешила забирать королеву. Изамбур пережила и зиму, и весну 1237 года. Грета собирала розы в саду и раскладывала их на одеяле больной. Раньше Изамбур с радостью вдыхала аромат цветов, теперь даже он не мог заставить ее пошевелиться.

— Я не понимаю, — сказала Грета в одно из редких мгновений, когда они с Софией были в келье одни, — почему та, которая не могла даже твердо ходить по земле, не оторвется от нее быстро и легко, почему ее душа просто не отлетит.

София пожала плечами, не зная, что сказать. В последние месяцы ее часто просили помочь королеве и продлить ее жизнь. Она всегда отказывалась, объясняя, что она хотя и готова избавить Изамбур от боли, если та станет мучить ее, но не станет удерживать ее на земле. И Изамбур продолжала жить без ее помощи.

— Знаешь, чего мне иногда хочется? — продолжла Грета. — Чтобы она еще хотя бы раз произнесла какой-нибудь звук. Она умолкла с тех пор, как ты предала и оттолкнула ее.

София отвела глаза в сторону. Рука Изамбур, которую она взяла, была ледяной и синеватой.

— Я думала, ты мне это простила.

— Скажи, ты жалеешь об этом?