Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев - Филип Зимбардо

90 % студентов согласились с тем, что выживание одних людей всегда будет важнее выживания других.

По поводу устранения «неполноценных»: 79 % хотят, чтобы один человек нес ответственность за убийства, а совершал их другой; 64 % предпочли неизвестность: чтобы «палач» нажимал на несколько кнопок, и только одна убивала жертву. 89 % решили, что самый эффективный и гуманный метод убийства — фармацевтические средства, вызывающие безболезненную смерть.

Если требуется вмешательство закона, 89 % захотели помогать в принятии решений, а 9 % предпочли быть ассистентами во время убийств или в обоих случаях. Только 6 % студентов отказались отвечать.

И что самое невероятное, 91 % всех студентов согласились с заявлением, что «в чрезвычайных обстоятельствах совершенно справедливо устранять тех, кто представляет опасность для блага общества»!

Наконец, самое удивительное: 29 % поддержали бы «окончательное решение», даже если бы его нужно было применить к членам их собственных семей![275]

Итак, эти учащиеся американского колледжа (студенты-вечерники, т. е. люди более старшего возраста, чем обычные студенты) оказались готовы ввести в жизнь смертоносный план: убивать всех тех, кто, по мнению каких-то авторитетов, менее «приспособлен к жизни», чем они сами. Для этого оказалось достаточно всего лишь короткой презентации авторитетного преподавателя. Теперь становится понятно, как получилось, что не только обычные немецкие граждане, но и интеллектуалы охотно поддержали изобретенное Гитлером «окончательное решение» еврейского вопроса, которое разными способами оправдывали система образования и систематическая политическая пропаганда.

Обычные люди и необычные убийства

Одна из самых показательных иллюстраций моего исследования того, как обычные люди начинают участвовать в злодеяниях, не имеющих аналогов в их прошлом и чуждых их моральным ценностям, — замечательное исследование историка Кристофера Браунинга. Он подсчитал, что в марте 1942 г. около 80 % всех жертв Холокоста были еще живы, но всего 11 месяцев спустя около 80 % из них уже были мертвы. За этот короткий промежуток времени Endlosung («окончательное решение») начало проводиться в жизнь с участием мобильных отрядов массового уничтожения в Польше. Геноцид потребовал мобилизации огромной машины смерти, и это происходило в то время, когда для восстановления позиций отступающей немецкой армии в России фронту нужны были новые силы. Поскольку большинство евреев в Польше жили в небольших городах и деревнях, Браунинга заинтересовал следующий вопрос: «Где в такое сложное время немецкое верховное командование находило людей для массовых убийств в тылу?»[276]

Ответ на этот вопрос дают архивы военных преступлений нацизма. В них содержатся документы о действиях резервного батальона 101. В нем служило около 500 солдат из Гамбурга. Это были пожилые отцы семейств, не попавшие в армию по возрасту, выходцы из рабочего класса, весьма скромного достатка, и у них не было никакого опыта службы в военной полиции. Это были новобранцы, их отправили в Польшу без всякого обучения, и они ничего не знали о предстоящей им секретной миссии: полное истребление всех евреев, живущих в польских деревнях. Всего за четыре месяца эти резервисты расстреляли как минимум 38 000 евреев, а еще 45 000 были отправлены в концентрационный лагерь в Треблинке.

Сначала командир сказал новобранцам, что батальону поручена трудная миссия. Однако, добавил он, любой может отказаться казнить этих мужчин, женщин и детей. Отчеты указывают, что сначала около половины новобранцев отказались это делать, предоставив массовые убийства остальным. Но со временем начали действовать социальные процессы: те, кто участвовал в убийствах, из чувства вины начали убеждать других присоединиться. Кроме того, возникло обычное групповое давление: «подумайте, как отнесутся к вам товарищи». К концу смертельного рейда батальона 101 почти 90 % его солдат слепо повиновались командиру и лично участвовали в расстрелах. Многие из них с гордостью позировали на фотографиях, запечатлевших участие в «миссии». Как и те, кто фотографировал издевательства над заключенными в тюрьме Абу-Грейб, эти полицейские с удовольствием позировали на «трофейных фотографиях», как гордые борцы с еврейской угрозой.

Браунинг обнаружил, что этих людей никто специально не отбирал, они не горели желанием выполнять эту «миссию», у них не было ни личных склонностей, ни карьерных соображений, которые могли бы побудить участвовать в ней. Они были настолько «обычными», насколько это вообще возможно, — пока не оказались в незнакомой ситуации, получив «официальное» разрешение проявлять садизм к людям, которых власть назначила на роль «врагов». Проницательный анализ Браунинга демонстрирует, что исполнители этих ежедневных злодеяний были совершенно обычными членами мощной авторитарной системы полицейского государства, предлагающего идеологические оправдания уничтожению евреев и подвергающего своих граждан интенсивной идеологической обработке: моральный долг, дисциплина и преданность ради процветания родной страны.

Что интересно, исследование Браунинга подтверждает мой аргумент о том, что эксперимент может иметь параллели в реальном мире. Браунинг сравнил основные механизмы, действовавшие во время этой миссии на чужой земле в то далекое время, с психологическими процессами, выявленными в исследованиях подчинения Милгрэма и в нашем Стэнфордском тюремном эксперименте. Он пишет: «Поведение охранников Зимбардо демонстрирует странное сходство с поведением членов группировок, возникших среди членов резервного батальона 101» (с. 168). Он обнаружил, что некоторые из них становились настоящими садистами и наслаждались убийствами, другие оставались «строгими, но справедливыми», «играли по правилам», а третьи, составлявшие меньшинство, были «хорошими», отказывались убивать и пытались чем-то помочь евреям.

Психолог Эрвин Стауб (в детстве переживший нацистскую оккупацию Венгрии) согласен с тем, что обычные люди в определенных обстоятельствах способны на невероятные жестокости и даже убийства. Пытаясь понять причины геноцида и массового насилия во всем мире, Стауб пришел к выводу, что «зло, проистекающее из обычного мышления и творимое обычными людьми, является нормой, а не исключением… Немыслимые злодеяния… — результат обычных психологических процессов, которые развиваются, обычно прогрессируя ко все большим и большим разрушениям». Он подчеркивает, что обычные люди могут попадать в ситуации, приучающие совершать злодеяния, которых требует от них авторитарная власть: «Когда мы становимся частью системы, она начинает формировать наши взгляды, вознаграждает приверженность своей идеологии, а несогласие и протесты представляют большую психологическую трудность»[277].