Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X-XI веках - Петр Стефанович

Таким образом, если ни в летописи, ни в других источниках XI в. нет никаких намёков на существование «архонтов», засвидетельствованных договорами, и если, с другой стороны, думать, что слово бо(л)ярин сохраняет на Руси в XI в. значение, присущее ему в церковнославянских текстах, то надо ожидать, что обозначение бояре закрепляется за неким социальным слоем, представители которого причастны к сфере государственного управления, но не являются (полу-)самостоятельными главами отдельных территорий или центров ни в поднепровской Русской земле, ни где-то ещё и не представляют местные интересы каких-то центров и областей. Подтверждают ли источники XI в. это умозаключение?

Как уже было выше замечено, выдвинутый С. В. Завадской и поддержанный некоторыми учёными тезис, что слово бо(л)ярин не указывало на конкретную социальную группу, представляется не достаточно обоснованным. Исследовательница выдвинула в пользу этого тезиса, собственно, два аргумента: 1) слово бо(л)ярин в ранних древнерусских источниках (до начала XII в.) употребляется преимущественно во множественном числе и 2) оно часто упоминается в переводных памятниках, которыми могли пользоваться летописцы– например, в «Хронике (Продолжателя) Георгия Амартола» (и поэтому оно– «книжное заимствование»). Второй аргумент использует Т. Л. Вилкул, причисляя слово в ряд «книжных», «парадных и связанных с использованием хроник»[870].

Оба аргумента носят самый общий и умозрительный характер и могут иметь лишь относительное значение, тем более что они у обоих авторов не опираются на исследование конкретных случаев употребления слова в соответствующих контекстах того или иного памятника. В том, что о боярах, в основном, говорится во множественном числе, нет ничего удивительного – большинство обозначений социальных категорий употребляется как раз для указания не на одно лицо, а на многих. Таким же образом в летописях упоминаются, например, те же отроки и гриди. Не случайно, в этих обозначениях используются часто производные с собирательным значением – подобно гридь и гридьба образуется и болярьство (ср. в договоре 944 г.). Отдельные же примеры употребления слова бо(л)ярин в единственном числе встречаются (в том числе в одном из древнейших памятников древнерусской письменности – в Изборнике 1076 г.[871]); на них указала сама Завадская[872]. В ПВЛ об Аскольде и Дире сказано «боярина» в двойственном числе[873].

Относительно «книжности» достаточно сказать, что Завадская привела лишь два примера заимствования конкретного текста со словом бо(л)ярин из переводных произведений в летопись[874].Более того, при проверке выясняется, что только в одном из этих двух примеров слово, действительно, переносится из внешнего источника в летопись. Исследовательница писала, что в ПВЛ было заимствовано из «Хроники Георгия Амартола» сообщение о крещении болгар с упоминанием бояр. Сообщение, в самом деле, является заимствованным, но, как выясняется при обращении к первоисточникам, оно не дословно, а сильно сокращено и переделано, и вместо «бояр», которых здесь упоминает составитель ПВЛ, в соответствующем контексте «Хроники» видим «вельмож»[875]. Слово «бояре» было скопировано только в другом заимствовании в ПВЛ из «Хроники Георгия Амартола» – в рассказе об Аполлонии Тианине, который помещён в ПВЛ в статью 6420 (912) г.[876] Рассказ этот сравнительно большой, перевод туманный, «бояре» упоминаются лишь однажды в месте второстепенном по сюжету и значению. Может ли этот один-единственный пример служить доказательством какого-то существенного влияния переводных хроник на летописи в смысле употребления слова бо(л)ярин, если учесть, что, например, в ПВЛ по ЛаврЛ (то есть до 1111 г.) это слово используется более 30 раз, не считая его производных и упоминаний в договорах с греками[877]?

Слабость аргумента о «книжном» характере лексемы выявляется, если обратить внимание на то, в каких текстах начального летописания она упоминается. Так, в той части Н1Лм, которая специально анализировалась в главе II (до конца X в.), слово бо(л)ярин употребляется в общей сложности 16 раз в статьях 6477, 6479, 6491, 6494, 6495, 6496 и 6504 гг. Напомню, что эта часть представляет собой, в общем (за исключением нескольких позднейших вставок и поверхностного редакционного вмешательства), довольно точное отражение свода середины 1090-х гг., который предшествовал ПВЛ (НС). В ряде случаев упоминания слова происходят из тех известий, которые, вслед за А. А. Шахматовым, надо относить к ещё более древним пластам начального летописания (например, рассказ о войнах Святослава в Болгарии в статье 6479 г. или сообщение о пирах Владимира в статье 6504 г. – по шахматовской схеме, восходящие к «Древнейшему Киевскому своду» 1039 г.). С другой стороны, слово присутствует и в произведениях нелетописного характера– в «Речи Философа» и «Сказании о варягах-мучениках». В части за XI в. НС, как известно, отразился в Н1Лм лишь частично – видимо, отчасти в статьях 6522–6524 (1014–1016) гг., и непосредственно в статьях 6562–6582 (1054–1074) гг. Но и в этих статьях находим два упоминания бояр[878]. В ПВЛ бояре появляются в целом ряде статей, дополнительных по отношению к Н1Лм, то есть принадлежащих творчеству составителя (или точнее, составителей) ПВЛ – как в части за X в., так и за XI – начало XII в. В части за X в. – например, в упомянутой статье об Аскольде и Дире или в летописных «обрамлениях» к договорам руси и греков[879]. В части за XI в. – например, в статьях 6526 (1018), 6538 (1030), 6594 (1086), 6601 (1093) гг.[880]. В части за начало XII в. – в статьях 6620–6621 (1112–1113), 6623 (1115) гг.[881]

Выходит, что слово бо(л)ярин присутствует практически в каждом «пласте» и в каждой части (оригинальной или вставной по отношению к собственно летописным известиям) начального летописания XI – начала XII в., а значит, его использовал едва ли не каждый автор или редактор, так или иначе причастный к составлению или обработке летописи. Такая ситуация отражает совсем не «книжные заимствования», а живое словоупотребление.