Догмат крови - Сергей Степанов

Логично предположить, что защита решила придерживаться прямо противоположной линии. О.О.Грузенберг писал в своих мемуарах: «Когда я ознакомился со списком присяжных заседателей, состоявших сплошь из деревенских крестьян, я сказал себе: ни слова о ритуальных убийствах; это будет не только недостойно твоего самоуважения, но поведет к неминуемой гибели Бейлиса. Его задушат фолиантами книг, непонятных присяжным, затопчут разговорами о Талмуде, Зогаре, раввинской письменности и т. п. Если талантливые, сведущие писатели не сумели на протяжении многих и многих лет убить злостную легенду об употреблении евреями христианской крови, то неужели допустимо обращать в судей над наукой темных обывателей? На суде нужно только одно: доказать, что тот, которому приписывается убийство из ритуальных побуждений, убийства не совершал»[27].

Задача обличения ритуала была возложена в основном на поверенного гражданской истицы А.С.Шмакова, имевшего репутацию идейного антисемита. В своих сочинениях он повествовал о том, как одна ветвь арийцев направила «свет арийского духа» на монголов, а другая двинулась из Индостана на Русь, «отбиваясь от развратных и жестоких семитов».[28] В качестве эксперта по иудаизму был приглашен католический священнослужитель патер Иустин Пранайтис, автор книги «Христианин в Талмуде еврейском». Ксендз утверждал, что в иудаизме существует «догмат крови», в который посвящены только немногие из евреев, а в каббалистической книге «Зогар» имеется прямое предписание совершать человеческие жертвоприношения «двенадцатью испытаниями ножа и ножом», что составляет в общей сложности тринадцать. Эксперты, приглашенные защитой, — академик П. К. Коковцов, профессора П. В. Тихомиров и И. Г. Троицкий — подвергли резкой критике интерпретацию талмудических и каббалистических трактатов в духе догмата крови. В частности, арабист и гебраист П. К. Коковцов указал, что фраза о человеческих жертвах является заведомо недобросовестным переводом из книги «Зогар».

Обвинение предназначало роль изуверов представителям одного из религиозных течений в иудаизме, именуемых хасидами. О «секте хусидов» еще в самом начале расследования твердил студент В.С.Голубев. В романе устами профессора С.Т.Голубева дается краткий очерк возникновения и распространения хасидизма. Возможно, так и было, хотя на процессе студент Голубев оговорился, что знает о хасидах «из географии». Один из духовных вождей хасидизма Шнеур Залман (Шнеерсон) разработал учение Хабад, или «Мудрость». Его сын поселился в местечке Любавичи, превратившемся в цитадель Хабада, особой формы хасидизма.

В Любавичах пристально следили за делом Бейлиса. Перед процессом тогдашний духовный руководитель хасидов Шолом Дов Бер Шнеерсон направил адвокату О. О. Грузенберга послание, которое передал его сын: «когда мы сказали ему, что пришли посетить его по поручению моего отца и учителя, Любавичского Ребе, по поводу навета на г-на М. Бейлиса, его светлое лицо заволокло облаком грусти, и хрусталь его глаз погас»[29]. Адвокат объяснил, что суд будет нелегким, ибо «событие в Киеве и арест г-на Бейлиса — это сапфировый браслет на руке ненавистников Израиля», но обещал приложить все усилия для спасения подзащитного.

На киевском процессе состоялся, если так можно выразиться, заочный спор между хасидами и их обвинителями. Московский раввин Я. И. Мазе, приглашенный защитой в качестве «сведующего лица», не являлся хасидом. Из Любавичей к нему прибыли несколько человек, познакомивших раввина с особенностями Хабада и снабдивших его необходимой литературой. В своем выступлении на процессе Я. И. Мазе сделал основной упор на том, что хасидизм не является сектой, а все отличия между хасидами и традиционным иудаизмом сводятся к незначительным изменениям в порядке чтения молитв.

По мнению Голубева, одним из главных исполнителей преступления являлся торговец сеном Файвел Шнеерсон, столовавшийся в доме Бейлиса. Для сторонников ритуальной версии Шнеерсон из Любавичей представлял собой ценную находку, а его знакомство с Менделем Бейлисом позволяло говорить о хасидском гнезде на кирпичном заводе. Степень родства этого человека с духовными вождями хасидов осталась невыясненной. На суде он заявил, что вообще ничего не знает о хасидах и никогда не слышал о Шнеерсонах из Любавичей. Не приходится сомневаться, что это была неправдоподобная ложь. С другой стороны, Файвел Шнеерсон, бывший солдат, повоевавший в русско-японскую войну и ходивший с бритой бородой, не слишком походил на типичного хасида.

Киевский процесс имел уникальную особенность, состоявшую в том. что за историко-богословскими спорами был забыт сам подсудимый. Присяжные заседатели недоумевали: «Як судить Бейлиса, колы разговора о нем нема?» Наблюдавший за процессом с хор для прессы В. Д. Набоков, один из лидеров кадетской партии, с удивлением отмечал: «Единственный существенный вопрос, который можно было бы поставить именно с точки зрения ритуалистов, остался нетронутым. Никто и не заикнулся о том, доказано ли, что Бейлис — изувер. Психиатрической экспертизы над ним произведено не было. Духовный его мир остался вовсе неисследованным»[30].

Современная хасидская литература называет Менделя Бейлиса истинным хасидом. Позволю себе усомниться. Известно, что отец Бейлиса был хасидом, возможно также, что сам Бейлис впоследствии обратился к религии. Однако киевский период биографии Бейлиса не дает оснований считать его человеком, строго исполнявшим обряды и предписания. Эстер Бейлис бесхитростно объясняла на допросах: «Муж мой совсем не религиозный и только один раз в году, а именно в судные дни, бывает в синагоге. Очень часто он работает даже в субботу и еврейских праздников не соблюдает, так как человек он бедный и праздновать нам некогда, а нужно заработать кусок хлеба, чтобы содержать семью»[31]. Дети Бейлиса не знали ни слова на древнееврейском, а старший сын Пинхус, учившийся в русской прогимназии, был нетверд даже в разговорном еврейском. Вряд ли можно всерьез говорить о познаниях главы семейства в каббале. После суда Бейлис иронически поблагодарил своих обвинителей: «Теперь я стал образованным. Узнал, что был какой-то Зогар, Маймонид. Спасибо Шмакову».

По всей видимости Мендель Бейлис был обязан спасением от каторги прежде всего тем, что в глазах присяжных заседателей он никоим образом не ассоциировался с религиозным изувером, о которых так подробно вещало обвинение. Присяжные заседатели, вынесшие оправдательный вердикт, смотрели на него также, как ближайшие соседи по Лукьяновке. В воспоминаниях самого Менделя Бейлиса имеется любопытный эпизод. Когда его вели под конвоем из полицейского участка в тюрьму, к нему подошел Захарченко, владелец злополучного дома № 40 по Верхне-Юрковской. «Братец, не падай духом, — ободрил его домовладелец. — Я сам член „Двуглавого орла“, но говорю тебе: камни мостовой сотрутся, а правда все-таки выйдет наружу».[32] Сцена выглядит неправдоподобной, а между тем так оно и было. Единственное, в чем ошибся Бейлис, так это в том, что Захарченко состоял не в «Двуглавом орле», а в Союзе русского народа. Как свидетельствуют протоколы показаний Захарченко, принадлежность к черносотенной организации не мешала ему горячо отстаивать невиновность соседа-еврея.