Книги крови. Запретное - Клайв Баркер

– Не надо говорить, – перебил юноша. – Он понимает тебя.

– Он тоже говорит на английском?

– Нет, – ответил индеец, – но он понимает тебя. Ты… прозрачный.

Локк подумал, что парень хотел его оскорбить, но до конца уверен не был. Он недоуменно посмотрел на Штумпфа. Тот покачал головой. Локк перевел взгляд на индейца.

– Все равно скажи ему, скажи им всем. Это наша земля. Мы ее купили.

– Племя всегда здесь жило, – последовал ответ.

– Больше жить не будет, – сказал Черрик.

– У нас есть бумаги, – слабо произнес Штумпф, все еще надеясь, что конфликт решится мирным путем, – от правительства.

– Мы здесь были до правительства.

Старик наконец кончил говорить от имени леса. Может, думал Штумпф, он подошел к началу другого дня и потому остановился. Теперь старый индеец шел назад, равнодушный к присутствию незваных гостей.

– Верни его, – потребовал Локк, направив винтовку на переговорщика. Жест был более чем красноречив. – Пусть он скажет остальным, что надо уйти.

Угроза Локка, похоже, не впечатлила молодого индейца, и он явно не желал ничего приказывать старшему. Просто смотрел, как старик возвращается обратно в хижину, из которой вышел. Остальные жители поселка также разбрелись. Уход старика стал сигналом, что представление окончено.

– Нет! – воскликнул Черрик. – Вы не слушаете!

Щеки его покраснели еще сильнее, а голос стал выше на октаву. Он подался вперед с поднятой винтовкой.

– Гребаные скоты!

Несмотря на свой истеричный тон, он быстро терял слушателей. Старик дошел до двери, и его спина исчезла в глубине хижины. Несколько членов племени, которые еще проявляли какой-то интерес к происходившему, смотрели на европейцев как на безумцев, с какой-то примесью жалости, чем окончательно взбесили Черрика.

– Да слушайте же вы! – взвизгнул он. Наемник переводил взгляд с одной уходящей фигуры на другую, а на его бровях висели капельки пота. – Слушайте, ублюдки!

– Полегче, – сказал Штумпф.

Его слова лишь послужили спусковым крючком. Черрик без предупреждения вскинул винтовку на плечо, навел на открытую дверь хижины, где исчез старик, и выстрелил. Птицы взлетели с крон соседних деревьев, а собаки вскочили на ноги. Из хижины донесся тоненький взвизг, совсем непохожий на голос старика, и кишки у Штумпфа сжались в спазме. Он схватился за живот, упал на колени лицом в землю и не видел, как из хижины появилась маленькая шатающаяся фигурка. Даже когда он заметил ребенка с алыми полосами на лице, судорожно вцепившегося в живот, то надеялся, что глаза его обманывают. Но глаза не обманывали. На крошечных пальчиках ребенка была кровь, а на лице читалась смерть. Малыш упал на пороге хижины, дернулся и умер.

Где-то в поселке послышались тихие женские всхлипы. На секунду мир застыл на острие иглы, балансируя между тишиной и разрывающим ее криком, между перемирием и неистовой жестокостью.

– Тупой ублюдок, – прошипел Локк голосом, в котором за осуждением слышалась дрожь.

– Сматываемся, – сказал он. – Пошли, Штумпф. Нечего ждать. Соберись и иди или оставайся тут навеки.

Штумпф все смотрел на тело ребенка. Подавив стон, встал на ноги со словами:

– Помоги мне.

Локк протянул ему руку и кинул Черрику:

– Прикрой нас.

Тот, мертвенно-бледный, кивнул. Несколько индейцев повернули головы, смотря на отход европейцев. Выражения их лиц, несмотря на трагедию, были столь же непроницаемыми, как всегда. Лишь всхлипывающая женщина – наверное, мать ребенка – металась между молчаливыми фигурами, оплакивая свое горе.

Винтовка дрожала в руках Черрика, пока он занимал свой плацдарм. Расклад был ясен: если дойдет до прямого столкновения, шансов выжить у них мало. Но даже теперь, когда враг обратился в бегство, среди индейцев не было и признаков движения. Только факты – мертвый мальчик и теплая винтовка – служили молчаливым обвинением. Черрик оглянулся. Локк и Штумпф были уже в пяти метрах от машины, а дикари все еще сохраняли неподвижность.

Когда он перевел взгляд на поселок, племя словно сделало один тяжелый выдох, и от этого звука Черрик почуял свою смерть как рыбью кость, которая застряла слишком глубоко в горле, чтобы ее можно было вытащить, и засела слишком крепко, чтобы ее можно было проглотить.

Смерть просто ждала, засев в его теле, и бесполезно было спорить и умолять. В хижине двинулась дверь и отвлекла Черрика. Готовый повторить свою ошибку, он крепче схватился за винтовку. В дверях снова появился старик и перешагнул через труп мальчика, лежавший на пороге. Черрик снова оглянулся. Его спутники точно добрались до джипа? Но Штумпф еле шел, и Локку даже сейчас приходилось его тащить на себе. Черрик, глядя на приближавшегося старика, сделал из осторожности шаг назад, а потом и другой. Но старик шел бесстрашно. Он быстро миновал поселок и встал настолько близко к Черрику, что дуло винтовки уткнулось в его морщинистый и такой беззащитный живот.

На руках старика была кровь, свежая настолько, что потекла вниз, когда он показал свои ладони Черрику. Тот не мог понять – разве старик касался ребенка, когда вышел из хижины? Если да, то ловкость рук была поразительной, потому что Черрик ничего не заметил. Фокус то был или нет, но важность демонстрации была очевидна: его обвиняли в убийстве. Черрика, однако, не так легко было запугать. Он сам уставился на старика, отвечая вызовом на вызов.

Но старый черт только показывал с полными слез глазами окровавленные ладони и не делал больше ничего. Черрик опять почувствовал растущую злость. Он ткнул в старика пальцем:

– Тебе не испугать меня, понятно? Я не дурак.

Во время этих слов он увидел, как исказились черты старика. Конечно, то была игра солнечных лучей или же тень от птицы, но, несмотря на оставленные возрастом следы, на лице индейца будто проступило личико ребенка, лежавшего мертвым у дверей хижины. Его крошечный ротик, казалось, даже улыбается. Затем иллюзия исчезла, так же незаметно, как и появилась.

Черрик отдернул руку от груди старика и потряс головой, избавляясь от миражей. Затем снова начал отступление. Успел сделать три шага назад, как что-то слева преградило ему путь. На развороте он вскинул винтовку и выстрелил наугад. Пуля попала в шею одной из пегих свиней, что паслись неподалеку от хижин. Свинья словно запуталась в собственных ногах и рухнула головой в грязь.

Черрик снова направил винтовку на старика. Но тот стоял неподвижно, только рот был в движении и издавал такие же звуки, как умирающая свинья. Этот жалобный и нелепый визг преследовал Черрика на всем пути до джипа. Локк уже завел мотор.

– Садись, – сказал он.

Черрика не нужно было упрашивать. Он плюхнулся на переднее сиденье. Внутри машины стояла отвратительная жара, и от Штумпфа воняло, но по крайней мере тут было сравнительно безопасно.