Позволь мне верить в чудеса - Мария Акулова

— Вы правы, Корней. Как всегда, правы…

Высоцкий был готов к тому, что Зинаида начнет защищать — свою иллюзорную реальность, свою позицию, свою правду…

Но она обернулась, улыбнулась, кивнула…

— Нам с Аней давно пора начистоту поговорить… Я просто все как-то откладываю… Скорее себя обманываю, наверное, а не ее…

— Да. Скорее себя.

И снова вспомнилось, как горько Аня плакала. Умудрилась как-то скрыть от бабушки… И наверняка же каждый год делала вид, что верит… Странные люди. Очень странные. Сложные…

— Ладно. Что-то я вас задержала больно… Спасибо вам, Корней. Спасибо. Вы идите… Дел полно ведь, наверное…

Прокашлявшись, Зинаида вернула тону былую легкость, снова подошла, потянулась к мужской руке, сжимая несильно плечо…

— Только скажите мне еще, пожалуйста, у вас с Аней… Все хорошо? Вы… Общий язык нашли?

— Общий… — Корней повторил, задумался… И ведь тоже врать нельзя. Иначе… Что он за нравоучитель-то такой? Двуличный, получается, как Аня ночью бросила… — В процессе. Не волнуйтесь…

Зинаида кивнула, облегченно выдохнула, позволяя руке соскользнуть с мужского плеча…

— Она хорошая девочка, Корней. Очень хорошая. Наивная только… Но хорошая. Мне кажется, с ней у меня все получилось…

И тут уж явно вины Корнея не было, но на глазах у Зинаиды выступили слезы. И снова в любой другой день Высоцкий скорее всего просто смолчал, не считая нужным хоть как-то реагировать, сегодня же…

— Мне тоже так кажется.

Сказал, кивнул, вышел, не прощаясь, спустился в лобби, подошел к стойке…

— Я могу у вас оставить? Для Зинаиды Ланцовой, пятьсот тринадцатый.

Говорил сухо, смотрел хмуро, но женщину-администратора это явно не смущало. Она улыбнулась, захлопала ресницами, даже краснея немного…

— Да-да-да, конечно! Для Зинаиды Алексеевны — все, что угодно…

Взяла конверт, положила под стойку, снова посмотрела на Корнея, улыбаясь еще шире, не отказывая себе в удовольствии поразглядывать мужчину…

— Так с сыном повезло человеку…

И прокомментировать. Совершенно неуместно.

— Очень надеюсь на вашу ответственность… Алла… — Корней же проигнорировал, скользнул взглядом на карман форменной жилетки, прочел имя…

— Конечно, а вы… Почаще приезжайте… Очень будем ждать…

Знал, что нормальный люди реагируют на подобное улыбкой, но просто развернулся, направился к двери, за нее…

И уже он шел по парковке в сторону машины, в которой сидела «хорошая девочка».

Явно напряженная. Явно перепуганная… Успевшая всякого напридумать…

Когда Корней сел на водительское, пристегнулся, завел машину, выпрямилась в сиденье, повернула голову, ничего не спрашивая, но очевидно еле сдерживаясь…

Высоцкий же не спешил. Тоже повернул голову, смотрел несколько секунд на нее, потом потянулся, отметил, что она вздрогнула и вжалась в сиденье, вытянул ремень, пристегнул…

— Все нормально. Не трясись.

— Вы обо мне говорили?

— О тебе, конечно.

— И вы… — Аня снова попыталась выпрямиться в сиденье, но ремень не дал.

— И я пообещал исполнить одну просьбу твоей бабушки.

— Какую — не скажете? — Аня сначала кивнула, потом закусила губу, раздумывая, стоит ли, а потом все же не сдержалась — задала вопрос.

— Сама узнаешь. Чуть позже.

Вряд ли ожидала, что Высоцкий ответит нормально, но услышав, вздохнула, покачала головой, шепнула: «ужасный человек… Просто ужасный…».

Должна была понимать, что он услышит. Должна была готовиться к тому, что придется держать ответ, но стоило Корнею, успевшему вырулить с парковки в сторону дороги, бросить на нее взгляд с прищуром… Застыла, глядя настороженно… Уши торчком… Напряжение максимальное…

— Ну и зачем тебе такой? Подумай лучше…

Корней сказал абсолютно серьезно, не кокетничал ни на грамм. Потому что и сейчас прекрасно понимал — лучшее, что может случиться с ним и Аней в ближайшее время, — мирное расхождение по спокойной воде. До столкновения. Каждый в свою сторону. Каждый в свою жизнь. Абсолютно разные. Между собой несовместимые.

И Ане, наверное, слышать это могло быть больно, но она не подала виду. Смотрела на мужчину, который сосредоточился на дороге, спокойным взглядом, а потом произнесла тихо, но достаточно четко, чтобы услышал:

— Я хорошо подумала.

И отвернулась к окну, предпочитая смотреть на проносящийся мимо лес.

Глав 44

Вода не станет течь под лежачий камень. Аня понимала это прекрасно. Высоцкий не станет ее добиваться. Потому что… Ему это не нужно. Она сама выложила перед ним карты, не придержав ни единого козыря. Да и дело ведь не только в этом… А в том, что он не шутит, призывая «подумать лучше». Контролирует себя достаточно хорошо, чтобы нога не слетела с тормоза без причины. А вот будет ли причина — это уже к ней… К Ане.

И спроси она его, чего он сам хотел бы больше — чтобы делала шаги навстречу или нет, ответ предугадать не бралась. Потому что с высокой вероятностью предпочел бы Высоцкий второе…

Это печалило… Но не заставляло отчаяться. Просто потому, что Аня больше не чувствовала безнадежности. А с остальным… Можно, а скорее даже нужно справляться…

И снова… Когда-то она собиралась стать Высоцким, чтобы о Высоцком забыть, теперь же всерьез думала о том, что ей стоило бы им стать… Чтобы его же добиться.

Дни после таких насыщенных и сложных выходных снова понеслись со скоростью света.

Утром в понедельник Аня шла на пары с мыслью о том, что скажет Захару. Она не винила молодого человека ни в чем. Не злилась на него за то, что выбесило Высоцкого. Испытывала стыд и грусть… Даже не столько из-за самой ночи, сколько из-за того, что не отпустила его, когда он сам все понял и готов был просто сделать шаг в сторону, смирившись. Что использовала в своих целях. За это собиралась извиниться, очень надеясь, что пусть друзьями они вряд ли останутся, но хотя бы в ненависть Захар не скатится. Да только…

Когда девушка увидела его, шедшего от метро в сторону университета, окликнула, помахала даже, надеясь догнать, он просто мазнул по ней взглядом, потом же отвернулся, набросил на голову капюшон, пошел быстрей…

Наверное, имел право. Наверное, так даже легче… Но Ане стало немного горько. Она пошла медленней, глядя сначала в удаляющуюся спину, а потом себе под ноги…

Высоцкий, наверное, разозлился бы, узнай, что она тогда испытывала… Обругал бы еще раз — и Захара, назвав неженкой, и Аню, намекнув на глупость… Ему ведь не понять… А ей… Ей было грустно. Потому что она не хотела Захару зла. Не хотела его разочаровывать. Не хотела, чтоб вот так…