Маг для особых поручений. Время лжи - Вадим Филоненко

Вайрес и Талат оказались как раз на пути урагана. Будучи в облике Огня, Талат умер мгновенно – воздушный вихрь за считаные мгновения разметал его на мельчайшие искорки, а Вайресу повезло меньше. Жесткая рука ветра подхватила его и бросила на острый обломок скалы. Каменный зуб пронзил тело Повелителя Иллюзий, и он еще долго дергался в агонии, словно гигантская, насаженная на иглу бабочка.

А Мьюлу утащило в портал. Огненная волна взрыва подхватила ее, закрутила бешеной юлой и втянула в тоннель межреальности.

Пламя выплеснулось из воронки в морозную зиму. Перед глазами Мьюлы мелькнули заснеженные ветки дубов и сосен, белые пушистые охапки кустов и синие вершины гор. Несмотря на снег, пожар занялся резко и сразу, жадно набрасываясь на кусты и деревья. Взрывной волной Мьюлу отбросило немного в сторону от основного пожара. Она влетела спиной в мягкую снежную перину, несколько снежинок осело на лице, и их холодное прикосновение оказалось чрезвычайно приятным. Мьюла не сделала попытки подняться на ноги. Она лежала в сугробе там, где упала, а вокруг бушевал пожар. Его пламя постепенно подбиралось к толстому, полумертвому стволу лиственницы, возле которой лежала Мьюла. Вероятно, некогда в дерево ударила молния – его ствол раскололся возле самой верхушки, и ветви больше не росли. Дерево засыхало, умирало и являлось лакомой добычей для бушующего вокруг огня.

Мьюла лежала неподвижно и не отрываясь смотрела на лиственницу. Девушка не умела предсказывать будущее, но сейчас точно знала, что произойдет уже через несколько мгновений: пламя доберется-таки до дерева, раскаленными ручейками пробежит по засохшей древесине, подтачивая изнутри, пока наконец лиственница не рухнет, погребая ее под собой.

«Дважды коснешься Огня… Если не сгоришь, познаешь счастье…» Она сгорела. Счастье не для нее.

Мьюла смотрела на лиственницу и ждала. Уже скоро. Огонь вот-вот сделает то, что так и не сумел сделать Талат.

С громким треском оторвалась подточенная огнем пылающая ветка и рухнула рядом с Мьюлой, огненной крупой обжигая левую кисть и щеку. Мьюла не шевельнулась, у нее не осталось ни единого чувства, ни боли, ни страха, ни ненависти. Только ожидание – сейчас, уже скоро, вот-вот… осталось подождать совсем немного… еще чуть-чуть…

Лиственница заскрипела, наклоняясь…

Внезапно чьи-то руки выдернули девушку из-под падающего огня и отбросили в сторону.

– Зачем? – слабо удивилась Мьюла. – Не надо…

– Еще как надо, дура! – злобно откликнулся незнакомый мужской голос. – Ты совсем спятила, да? Лежишь как бревно! Ослепла или оглохла? Я кричу тебе, кричу… Еле успел… Уф! В жизни так быстро не бегал!

Мьюла молча зарылась лицом в снег и свернулась клубком, обхватив колени ладонями. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы ее оставили в покое. Чтобы она могла просто остаться здесь, в снегу, и уснуть. Но у нежданного спасителя были на ее счет другие планы. Он грубо перекинул девушку через плечо и потащил куда-то в глубь леса, обходя стороной бушующий пожар. Висящая вниз головой Мьюла невольно уткнулась носом в белый мех его дохи. Мех приятно пах домашним теплом и уютом. Домашним – тем, чего у нее уже никогда больше не будет…

Непоправимое горе обожгло ее почище огня.

– Отпусти меня, придурок! – зашипела Мьюла. Она ненавидела его. Если б не он, для нее уже все было бы позади. И боль, и страдания, и жизнь.

– Помолчи, а, – раздраженно откликнулся спаситель. – Думаешь, мне легко бежать по снегу, да еще с тобой на плече?

– Отпусти, иначе я ударю тебя!

Он выругался и поставил девушку на ноги. Только теперь Мьюла смогла как следует рассмотреть его. Молодой – ее ровесник или чуть постарше. Огромный – высокая Мьюла едва доставала ему до плеча. Широкоплечий. С грубыми, словно вырубленными из камня чертами лица и маленькими, глубоко посаженными темными глазками. Словом, кем-кем, а красавцем он точно не был. А с точки зрения дарианки, представительницы самой красивой расы вселенной, он был просто уродлив. Самым привлекательным в нем была его доха из белоснежного с темными вкраплениями меха и такая же шапка. Девушку передернуло от отвращения, а спаситель, напротив, впился в нее восхищенным взглядом.

– Уходи! – процедила сквозь зубы Мьюла. – Оставь меня в покое! Убирайся прочь!

Он сморгнул, приходя в себя, и сердито прищурился:

– Ты что, не видишь? Пожар вокруг. Лес старый, сухостоя много. А мы в лощине. Нас, того и гляди, отрежет. Погибнем. Надо идти. Быстро идти. Ты не сможешь. Давай я понесу тебя, так получится гораздо быстрее.

– Уходи! Оставь меня! – повторила девушка. – Я хочу остаться здесь!

Он покачал головой и сделал движение к ней. Мьюла ударила призрачным клинком, распоров рукав на его дохе. Он отскочил:

– Ты совсем обалдела?!

– Убирайся! – заплакала Мьюла. – Ну что ж ты ко мне привязался-то, а?

Он снова шагнул к ней. Мьюла угрожающе вскинула руку. На этот раз она шутить не станет. Если он не оставит ее в покое, она его убьет. Он запнулся на мгновение, словно понял ее намерение, но все же сделал еще шаг. И еще.

Что ж… Она его предупреждала! Мьюла взмахнула рукой, которая вновь обернулась призрачным разящим клинком. Но тут ей навстречу полетел огромный кулак, и тотчас перед глазами закрутился хоровод из припорошенных снегом, еще не тронутых огнем деревьев, а потом земля и небо поменялись местами.

Огонь… Он был повсюду. Он лез в глаза, вызывая резь и слезы. Он обжигал душу, вырывая из ее сведенного судорогой рта сухие, беззвучные рыдания.

Мьюла из последних сил боролась с Огнем, гасила его Водяной Чашей, била молнией, но он загорался вновь и вновь, и Мьюла снова гасила его, пока были силы, а потом, когда сил не стало, с облегчением нырнула в блаженное, студеное забытье.

Пришла в себя она от холода. Ее трясло, зубы колотились друг о дружку так, что отлетала эмаль. А вокруг была враждебная хищная темнота без единого огонька. Мьюла испытала ужас и облегчение одновременно: она все-таки победила Огонь, а что до остального – будь что будет. Да и чем теперь ее можно напугать? Смертью? Болью? Мьюла презрительно скривила трясущиеся губы. Трудно представить себе боль сильнее той, которую она уже пережила, а смерть… Смерть теперь для нее желанна… Но до чего же холодно! Холод мучил ее пострашнее любого палача, и она встала, пошатываясь, с заледеневшей кровати и пошла босиком по нестерпимо холодному полу в дальний угол комнаты – туда, где едва заметно белело в темноте меховое пятно уюта и спокойствия.

Пятно шевельнулось. Засветились в темноте зеленые огоньки звериных глаз. Барс настороженно прижал уши, с беспокойством наблюдая за приближающейся девушкой. Мьюла подхалимски забормотала:

– Хорошая кошечка, добрая, – и улеглась на теплой подстилке, крепко прижавшись всем телом к сильному, горячему зверю.

Проснулась она на кровати. Было тепло, даже жарко. В очаге горел огонь, а ее губ касался ковшик с горячим питьем. Мьюла выпила нечто, оказавшееся густым мясным бульоном. Напоивший ее мужчина отставил ковшик на стол и присел на край кровати.