Финист – ясный сокол - Андрей Рубанов

– Нет, – ответил Куланг, и опустил глаза. – Извини. Теперь я боюсь тебе доверяться. Я больше сюда не приду. Ко мне не обращайся. С этого момента никаких дел меж нами нет.

– Подожди, – сказал я. – Подожди. Забыл, как учитель говорил? Не принимай решений под влиянием эмоций…

– Учитель умер, – сказал Куланг. – Два года назад. А ты и не знал.

Я ничего не ответил.

Куланг тоже помолчал.

– Всё изменилось, – сказал он. – И ты тоже изменился. Ты слишком долго прожил внизу. Ты ел слишком много сырого. Ты стал как дикарь. Может, тебе не надо возвращаться? Может, тебе хорошо здесь?

И он обвёл пальцем лес, нас окружавший.

В это время года – в самом конце короткой северной осени – лес безмолвствовал, остывал и погружался в сон. Обычные птицы улетели в места потеплее. Животные залегли в берлоги. Грызуны и пчёлы попрятались в дуплах, заготовив запасы.

Медленно входил сюда ледяной воздух, двигаясь по верхнему небу с далёкого севера и теперь опускаясь вертикально вниз.

Любой птицечеловек знает, что атмосфера непрерывно движется; холодные и тёплые массы сталкиваются на разных высотах, образуя громадные вихри; иные из них столь велики, что их нельзя облететь за день. Сейчас, на краю зелёной долины, в распадке меж двумя горными отрогами, в холодном и пустынном месте, куда не заходят даже голодные волки, в неглубокой пещере, я и мой друг сидели у маленького костра, зажжённого скорее для удовольствия, чем для тепла, – сидели, глядя в жадное оранжевое пламя, и оба чувствовали, как остывает мир.

– Да, – сказал я. – Мне хорошо. Мне тут нравится. У нас в городе тесно, а здесь – смотри, какое раздолье. Если бы ты прожил здесь хотя бы год – ты бы тоже это полюбил. Здесь ничего особенного нет. Только бесконечные леса, зверьё и дикие люди. Но если прожить тут год – нельзя не полюбить этот мир. И я его полюбил.

– Я это давно понял, – сказал Куланг.

– Но у меня есть дом. Я хочу вернуться домой. Я достаточно скитался. Я буду добиваться, чтобы меня простили.

Куланг посмотрел на меня с жалостью – хотя я её не искал; было видно, что он меня не понимал, побаивался и, возможно, уже тяготился нашей дружбой.

Но мне было всё равно.

Я смотрел на мир гораздо шире, чем мой обеспеченный и высокопоставленный товарищ.

Он до сих пор полагал, что небесный город – это центр мира.

А я, за двадцать лет скитаний, уяснил, что это не так.

У мира нет никакого центра, и быть не может.

Нет никакой единой оси, вокруг которой согласно вращается разумное человечество.

Есть сотни осей. И ещё сотня сил, нам неведомых.

Есть сотня путей, по которым движется мировой дух, иногда по прямой, иногда извилисто и прихотливо.

Народ птицечеловеков отстал от жизни; я это уже понял, а мой друг Куланг только начинал понимать.

Я бы хотел, чтоб он тоже понял, и как можно быстрее.

Три тысячи лет могущества бронзовокожей расы подошли к концу.

Город парил на высоте в тысячи локтей – но это не избавило его от проникновения чужаков, бескрылых пришельцев.

И если последователи учения холодного подъёма обретут власть, и поднимут Вертоград так высоко, как только возможно, – даже и в этом случае чужаки будут появляться чаще и чаще.

Это нельзя остановить.

Без притока свежей крови мы погибнем.

Потому-то княжий сын, возлюбленный всеми Финист-младший, и сошёлся с земной девкой: мальчика неосознанно влекла свежая кровь. Ровесницы, школьные подруги, соседки, сверкающие красавицы, дочери древнейших и богатейших родов, не заинтересовали юного княжича. Из многих десятков лучших девушек он выбрал чужую, странную, постороннюю.

Скажите, разве это не знак?

Разве эта связь – не свидетельство того, что наша раса нуждается в дикарях и без них существовать не умеет?

Я достаточно путешествовал по миру.

Я видел, что повсюду более развитые и сильные народы соприкасаются с менее развитыми.

Это всегда, с одной стороны, сопровождается войнами и массовыми убийствами – а с другой стороны, ведёт к обмену знаниями.

И лучшим поводом к обмену знаниями служит, как ни горько это признавать, война.

Малые народы частично гибнут, частично вливаются в большие народы. Но есть и такие, кто успешно сохраняет свою самостоятельность на протяжении громадных исторических промежутков.

Любой малый народ может стать большим и хочет этого.

Нет ни одного малого народа, который готов признать себя малым: чем меньше и слабее народ, тем больше он верит в своё величие и особую историческую миссию.

И наоборот: любой большой народ всегда может стать малым и даже вовсе исчезнуть.

Большой народ сильнее, маленький народ слабее; это нельзя ни обойти, ни игнорировать.

Малыми народами управлять легче; большими народами управлять тяжело и трудно.

Малые народы требуют одного способа управления, большие народы требуют совсем другого способа управления.

Сила всякого народа заключается только в его численности, и больше ни в чём.

Земля, территории, природные выгоды, богатства – не играют роли.

Сила только в количестве.

Размеры земель, занимаемых тем или иным народом, не имеют значения.

Бывает, что большой народ живёт тесно на малой территории, и процветает.

А бывает наоборот: малый народ контролирует большую территорию, но изнывает в нужде.

Нет никакой зависимости между силой и величиной народа и размером занимаемой площади.

Народы всегда движутся, как движется воздух, как движется сама жизнь – в ней не бывает ничего неизменного.

Нет и не может быть ничего, что установлено раз и навсегда.

Не бывает ни границ, которые незыблемы, ни законов, которые нельзя отменить.

Мир людей подвижен, в этом залог его жизнестойкости.

Любой народ, даже самый сильный, может выродиться и ослабеть в течение трёх-четырёх поколений, или ста лет.

И наоборот, любой малый слабый народ способен, по инициативе дедов, переданной к сыновьям и далее к внукам, – то есть за те же три поколения – обрести невиданное могущество.

Ни процветание, ни прозябание не длятся вечно.

История даёт шанс любому народу, любому малому племени и любому отдельному человеку.

Всякий народ однажды входит в свой золотой век, в период сытости и благополучия.

Этот период – высшая точка в развитии народа – является началом его конца.

Чрезмерно сытые, благополучные народы слабеют и исчезают с лица земли.