Правота желаний - Михаил Армалинский

Второй метод лишения наготы её сексуального смысла – это на каждом шагу причитать или восклицать о натуральности и естественности голого тела. Мол, сняла трусики – ну и что? Мы ведь родились голыми, вот и будем ходить, как родились, – что может быть более логично? – гундосят и нудят нудисты. Но колени ведь голые нудисточки не разводят, а старательно сжимают. А если и разводят, то издевательски наблюдают за возбуждением мужчин, не смеющих подступиться к пизде по кодексу нудистов. Так процветают нудистские движения, бани, где друг перед другом драят пемзой свои половые органы мужчины и женщины, не помышляя о совокуплении отполированных органов.

Нагота обязывает, накладывает ответственность тем, что вызывает желание. Общество же старается сделать наготу асексуальной, а следовательнои – безответственной.

Вот недавняя мормонская ложь на всю жизнь напуганной женщины:

У таких людей рыльце в пушку, и они озабочены только одним при виде голого тела – как бы не увидеть в нём чего сексуального, а то, не дай бог, потянет ебаться.

Третий метод – эстетический. Одни валяют дурака и делают вид, что нагое тело вовсе не является приглашением к ебле, а просто, видите ли, красиво. Другие с вонючей пеной у рта восторгаются красотой обнажённого тела, заговаривая зубы похоти искусством. Так художники придумали рисование и прочее копирование обнажённой натуры для того, чтобы тайно ебать натурщиц. А вот фотограф Спенсер Туник манипулирует тоннами человеческого голого мяса, чтобы задавить его обилием установленную нами суть наготы (см. эссе Художественная нагота, с. 11 в сб.: М. Армалинский. Максимализмы. М.: Ладомир, 2013. ISBN 978-5-86218-513-3).

Вот намедни он собрал и заснял кучу голых (в основном женщин) на улицах Амстердама. Бабы разделись сфотографировались, оделись и безнаказанно смылись. Они ведь любят обнажаться, зная, что общество защищает их провокационное поведение, держа мужчин за прирученных кастратов, коими они и являются, позволяя женской наготе торчать перед их носами (хуями) и быть не использованной по назначению.

Всё это для меня уподобляется огромному количеству вкусной еды, разложенной на длинных столах по всей улице. Еду эту демонстрируют праздношатающимся, дают толпе насмотреться на различные дымящиеся и пахучие блюда, но не подпускают к ним, а потом всю эту еду быстро собирают и увозят. А мужской народ, сглотнув слюну, даже не попытавшись протянуть руку за вкусными кусочками (во какие цивилизованные!), попёрся восвояси дрочить.

Ну, хорошо, разделись, а коль разделись, так устраивайте на улицах массовую еблю в якобы сексуально свободном Амстердаме!

Но куда им, смельчакам и передовикам!

А фотограф небось называет это искусством. Искусством наябывать.

Свалки или расстановки голых тел Туника играют на руку государству, и только поэтому фатографа не сажают в тюрьму за провокацию массового нарушения общественного порядка в форме indecent exposure[96] – поскольку Туник законопослушно поставил своей целью лишить человеческую наготу сексуального смысла. Если бы хоть одна пара среди массы тел еблась, то она бы внесла жизнь в убитую безразличием массу голых тел на его фотографиях. Глядя на скопления туниковских бесстрастных тел, безразличных друг к другу тел, можно подумать, что они все только что кончили. А точнее, мужчины – кончили, а женщины – накончались.

Издали вообще перестаёт быть заметной нагота людей на его фотографиях, и можно было бы точно так же фотографировать одетые тела. Никто на его фотографиях даже не дотрагивается друг до друга пальцем, не говоря уже о проникновении пальцем в какое-либо отверстие в теле соседа. С таким же успехом можно было бы делать подобные мёртвые композиции из трупов, сваленных в кучи в братской могиле.

Интересно, где были расставлены передвижные туалеты для опорожнения этой туниковской голой толпы? Жаль, они в кадр не попали, а то привнесли бы хоть какую-то жизнь в эти плоские плотские натюрморты.

Интересна и позиция фотографируемых, радостно соглашающихся раздеться под предлогом искусства, хотя сами они к искусству не имеют никакого отношения и пользуются лишь предоставленной возможностью безответственно раздеться друг перед другом.

Вариантом эстетического оправдания наготы часто становится мода. Мода или секс? – Fasion or Pom? – задаются незадачливые тавтологическим вопросом (http://www.nssmag.com/en/fashion-or-рогп; http://www.dailydot.com/lifestyle/nss-mag-fashion-or-porn/).

На самом же деле наготой моды модельеры имитируют наготу в порнографии и тем направляют мысли мужчин в единственно верном по отношению к женщине направлении.

Под предлогом моды происходит акцент на обнажение то одной части тела, то другой для поддержания возбуждения зрителей. Вчера модно оголять одно плечо, сегодня модно оголять все два, а завтра оголят нижнюю часть живота с пупком.

Если женщину спросить: «А зачем ты оголяешь плечо?» (или ещё какую-либо часть тела), – то она сделает большие глаза («А ча-во? – модно ведь!») или кокетливо сощурит их («Чтобы тебе было приятней на меня смотреть»). Она делает вид, что не знает, что приятней ебать, а не смотреть.

В лютую зиму телевизионные дикторши являются на экран с голыми руками. О других временах года и говорить не приходится – оголение рук – обязательно и одержимо, да ещё чтобы были видны выскобленные подмышки.

Кстати, женщины стали обезображивать свою наготу выбриванием лобковых, ножных и подмышечных волос, ибо, по-видимому, считают, что волосы на теле – это вид одежды, и, сбривая их, они целенаправленно обнажаются ещё больше.

Четвёртый метод – протестный.

Нагота – универсальное знамя для любого протеста. Поскольку голое тело – это призыв к ебле, которая является уничтожительницей любого закона или обычая. Так, наготой можно протестовать против жестокого отношения к животным, против использования химикалий в продуктах, против уничтожения лесов (http://www. fuckforforest.com/) и т. д.

Голое тело всегда имеет зрительный спрос, а потому оно протаскивает на себе любой лозунг. Секс – это вечный Троянский конь, который представляется подарком, но может быть заполнен чем угодно: от политики до венерического заболевания. Но его всё равно всегда радостно втаскивают в ворота своего тела, которое можно считать крепостью, храмом или наносвалкой. Так как главное в голом протесте вовсе не лозунг, а тело, то предлог для обнажения женщины всегда найдут, как алкаш – для пьянки: можно поднять тост за что угодно. За что ни выпивать – лишь бы пить. А для женщины за что ни оголяться – лишь бы оголиться.