Последний рубеж - Андрей Стерхов

Влад сначала сообразил, что это цитата, а потом и вспомнил откуда:

– «Три мушкетера»?

Харднетт кивнул:

– Да, глава про осаду Ла-Рошели. Вижу, знакомый текст?

– Читал.

– Фило-о-олог, – понимающе протянул Харднетт. И перевел: – Любитель слова.

Влад возразил:

– Шалишь, начальник, не филолог я. Солдат.

– Ну, солдат так солдат, – примирительно произнес полковник, хотя, судя по тону, не одобрял стремления Влада забыть о прошлом. И зачем-то спросил: – Книжка-то понравилась?

– Нет, – коротко ответил Влад и кинул влево: – Готовность – два!

Болдахо продублировал приказ, стрелки подняли арбалеты. А Харднетт озадачился:

– Почему не понравилась?

Влад пожал плечами:

– Просто не понравилась.

– Нет, ты скажи – почему?

– Главный герой сволочь.

– Это д'Артаньян-то сволочь?! – вскинулся Харднетт, обидевшись за любимого литературного героя.

– Еще какая, – кивнул Влад. – Исключительная сволочь. Друзей втемную использовать – последнее дело. А он использовал. Шагу без этого ступить не мог.

Харднетт закатил глаза:

– О! Пошло-поехало патентованное чистоплюйство.

Влад спорить не стал. Не потому, что сказать было нечего, а просто не до того стало. Скомандовал:

– Готовность – ноль!

И через секунду:

– Огонь!

Болдахо заорал как резаный.

– Нет, Кугуар, ты не прав, – выпустив первую стрелу, крикнул Харднетт. – В «Трех мушкетерах» д'Артаньян совсем еще пацан зеленый. Не умел финтить, брал нахрапом. – Выпустив вторую стрелу и потянувшись за новыми, продолжил: – Вот двадцать лет спустя он уже, конечно, предстал мастером разводок. Что да, то да. Но все равно, что касается друзей…

– Манипулировал он ими, – оборвал Влад монолог полковника, не переставая усердно кромсать спирали.

– Для их же пользы. – Харднетт быстро перезарядил арбалет и прицелился. – Счастья они своего не знали. Вот что. А он их носом ткнул…

– В счастье? – завернув летящую стрелу, спросил Влад.

Харднетт сначала выстрелил, только потом ответил:

– Нет, не в счастье. В убогость их существования. В это вот ткнул, а к счастью повел. К житейскому.

И, почти не целясь, выпустил вторую стрелу.

– Во-во, повел он их, и огребли парни счастья совковой лопатой, – подытожил Влад. – Аж пупки надорвали.

Харднетт не успел возразить – заорал. Вражеская стрела, срикошетив от камня, оставила на его щеке глубокую кровавую борозду.

Влад пнул ногой мешок в его сторону:

– Там аптечка.

Харднетт, зажимая рану ладонью, мотнул головой:

– Потом.

И поднял арбалет.

А спустя миг стрелу словил продавец соли из Киарройока.

Обернувшись на приглушенный крик, Влад увидел, как парнишка ухватился за древко двумя руками, будто собрался выдернуть его из груди, неестественно попятился к парапету и, опрокинувшись, улетел вниз.

– Суки! – заорал Влад. Подхватив винтовку, запрыгнул на ящик со стрелами и, оказавшись над бруствером, дал очередь веером.

– Не психуй! – крикнул ему Харднетт и постарался успокоить: – Береги пульки, Кугуар. Еще не вечер – пригодятся.

Влад к совету прислушался, но еще парочку оборотней одиночными выстрелами все же вскрыл. И потом еще одного. Вскрыл и успокоил. Не удержался.

Минут через двадцать поток стрел со стальными наконечниками заметно уменьшился, а вскоре и вовсе сошел на нет – Зверь отступил зализывать раны.

Барабанный бой постепенно стих.

Влад выждал какое-то время, убедился, что это не хитроумный маневр, и пробежался легкой трусцой по боевому ходу.

Оказалось, что потеряли шестерых. Еще пятнадцать человек было ранено. Из них четверо – тяжело. Приказав спустить убитых и тяжелораненых вниз, на попечение Тыяхши, Влад вернулся на свой командный пункт – к центральной амбразуре сектора.

Харднетт, который уже наложил на рану бактериальный пластырь, деловито осведомился:

– Потери?

– Шесть-четыре-одиннадцать, – поделился с ним расстроенный Влад.

– Терпимо, – подбодрил полковник. – Мы их тоже потрепали неслабо.

– Так их и больше в десятки раз.

– Что да, то да.

Помолчав, Харднетт спросил:

– Скажи, Кугуар, а какие они из себя на самом деле?

Влад сначала отдал распоряжение Болдахо:

– Вскрой ящик, подели запас поровну. – Только потом повернулся к полковнику: – Ты, начальник, про Зверей?

Тот кивнул:

– Про них. Ты же их видишь насквозь. Или нет?

Влад помедлил перед тем, как ответить. Потом подтвердил:

– Вижу. – И как мог, обрисовал: – Представь, начальник, огромное яйцо с прозрачной скорлупой, у которого вместо белка светящаяся хрень, а вместо желтка – клубок закрученных в спирали энергетических дуг. И все это – штырь им в стык! – до того отвратно, что как только увидел, так сразу возникает непреодолимое желание немедленно раздавить тварь прессом. Или катком наехать. Или напалмом сжечь. Обмотать колючей проволокой и сжечь. Так хочется, что прямо аж зудит все внутри и руки чешутся.

– Не принимает душа?

– Так точно, не принимает.

– Как думаешь, кто они?

– Не знаю. Местные говорят, нежить потусторонняя.

Харднетт покачал головой, дескать, все не то и все не так.

– Это они врут по недомыслию. Во-первых, не потусторонние они, а потупространственные.

Влад напрягся:

– В каком смысле?

– Долго рассказывать. Если коротко – из другой вселенной, не из нашего Пространства.

– А во-вторых?

– Во-вторых, насчет нежити это зря.

– Живые, что ли? – не поверил Влад. – Как мы?

– Нет, не как мы, – успокоил Харднетт. – Мы белковые. Они – нет. Белковую жизнь ограничивает коридор температур, клетка метаболизма, потолок давлений. Нам, к примеру, без скафандра в открытый космос нельзя. Никак нельзя. А этим – можно. Только так носятся. Туда-сюда, туда-сюда. По всему видать, что эти твари – Чужие.

– Откуда ты это все знаешь, начальник?

– Наводил справки.