Религия - Тим Уиллокс

Иногда Карла заставала девушку свернувшейся в клубок на кровати. Тогда Карла ложилась рядом, и они просыпались, держась за руки, и день начинался чем-то очень похожим на счастье. Иногда Карла не видела Ампаро целыми днями — до нее доходили слухи, что та ночует прямо на берегу или в конюшне рядом с Бураком, которого она обожала. Каждый раз, когда они встречались после очередного исчезновения Ампаро, девушка оказывалась еще на шаг ближе к тому дикому созданию, безмолвному и покрытому синяками, какой Карла нашла ее в лесу. Она играла с детьми, словно была того же возраста, что и они. Она гадала по ладоням свирепым испанским tercios, ела с ними хлеб и оливы, и испанцы, кажется, считали ее расположение чем-то вроде оберега от несчастий. Она перестала ходить в церковь, если только Карла не просила пойти с ней. Многие в городе считали Ампаро полоумной, но никто не осмеливался обидеть, или оскорбить ее, или хотя бы заговорить с ней в недобром тоне, поскольку Борс дал всем понять, что девушка находится на его попечении; он уже успел отлупить пару клеветников, причем с такой яростью, что дело едва не закончилось смертоубийством. Мир, перевернувшийся с ног на голову, такой, как этот мир, пугал Ампаро меньше, чем кого-либо другого.

Карла думала о Людовико.

Почти месяц прошел с тех пор, как Карла узнала о его приезде. Борс видел, как он прибыл, и предупредил ее. Затем она узнала, что Людовико попал в госпиталь, что он герой битвы за форт Святого Михаила. Его товарищи бросили всего один взгляд на ужас, царящий в «Сакра Инфермерии», и тут же понесли его к двери их собственного небольшого лазарета при Итальянском оберже. Карла его не видела ни тогда, ни потом. Однако мысль о присутствии на острове Людовико не выходила у нее из головы. Она не выходила из головы у многих.

* * *

— Инквизиции на Мальте не рады, — сообщил Борс, который внимательно изучил этот вопрос.

Они сидели в трапезной за столом, где Борс трудился над подносом с кремовыми пирожными. Откуда взялись яйца и сахар, было известно лишь ему одному. Благодаря его чутью на добычу и его талантам дельца, которые были равны кулинарным талантам Никодима, Борс являлся единственным человеком на острове, который умудрялся набирать вес во время осады.

— А разве инквизиции рады хоть где-нибудь? — спросила Карла.

Борс засопел.

— Зло всегда обращается на пользу кому-нибудь. Иначе с чего бы вообще ему процветать? — Блестящий розовый шрам, разделяющий пополам обожженное солнцем лицо, добавлял ему нелепости. — В Мессине служителей инквизиции тысячи, самих отцов церкви всего горстка, это верно, зато у них за спиной стоит целая армия лизоблюдов, служек и приживал. Бароны и воры, купцы и священники — все богачи, вся полиция, все преступники. Они отрывают себе кусок от каждого пирога и творят, что хотят. Во всяком случае, с теми, кто им позволяет.

Он улыбнулся каким-то своим теплым воспоминаниям, а Карла вспомнила священника из экипажа и то, как он умер.

— Религия не пустила бы инквизицию на Мальту, если бы не хитрость Папы, — продолжал Борс. — Он назначил Доминико Кубеллеса великим инквизитором, и, поскольку тот уже являлся епископом Мальтийским, рыцари так и не решились воткнуть кинжал ему в горло. Среди рыцарей тоже имеются свои паршивые овцы. Да и как может быть иначе в подобном сообществе убийц? Насилие, мужеложство, заказные убийства, черная магия, ереси и так далее — они повидали все. И почему бы нет? Но они всегда умудрялись устраивать собственные дела. Епископу оказалось не под силу противостоять им: были выдвинуты какие-то неуверенные обвинения против рыцарей Французского ланга — им вменяли сочувствие лютеранам. Но так никого и не арестовали. Инквизиция работает только тогда, когда получает поддержку со стороны простых людей, а епископ — человек из дворца. Но хотя бы и так, первый шаг уже сделан. И вот полгода назад Папа прислал сюда брата Людовико.

В воспоминаниях Карлы Людовико оставался молодым человеком, полным учености и рвения к духовному совершенствованию. Деликатность, казалось, была у него в крови. Она до сих пор не могла соотнести этот образ с человеком, который внушает такой страх.

— Он в самом деле так ужасен? — спросила она.

Борс сделал паузу, отправляя в рот очередное пирожное, издал несколько охов, выражающих наслаждение, затем утер рот тыльной стороной руки.

— Людовико — черная рука Папы. Благодаря его стараниям кардиналы и графы исчезали в пламени костров. — Борс внимательно посмотрел на нее, словно ожидая увидеть во взгляде Карлы отражение своей собственной точки зрения, что кардиналы и графы вряд ли годятся на что-то большее. — Гусман, один из здешних tercios, служил в Калабрии в шестьдесят первом, когда великий инквизитор Гислери очищал высокогорные долины от еретиков-вальденсов.[90]Он хорошо помнит брата Людовико. Чтобы подогреть энтузиазм местных маркизов, Людовико устроил кардинальскую шапочку своему брату, вот так запросто. После чего они очистили городок Сан-Систо от всех мужчин, женщин и детей. За убежавшими охотились по лесам с собаками, натасканными для подобных целей. Представь себе. Ночь, факелы, лающие псы, крики людей. Всего, как говорят, две тысячи. В Ла-Гардии они пыткой добились признания у семидесяти человек, затем оставшихся в живых обмазали смолой и подожгли на вершине голого утеса. Заключали пари, сколько из них прыгнет и в какой последовательности. В Монтальто они загнали восемьдесят восемь верующих в приходскую церковь, затем выводили по одному и перерезали им глотки прямо на ступенях.

Карла ощущала себя потрясенной до глубины души. Она ведь когда-то любила этого человека.

— Потом были чистки в Пьемонте, где пути Людовико и Матиаса впервые пересеклись…

Карла была не в силах слушать дальше. Она спросила:

— Кто такие эти вальденсы?

Борс пожал плечами.

— Люди, которые поклоняются Христу, только не так, как это считается правильным.

Карла ничего не ответила.

— Людовико никогда не марал собственных рук кровью еретиков, но руки у него длинные. У него информаторы и соглядатаи повсюду, и наверху и внизу, от дворцов до борделей. Прихлебатели. Они любят это дело, интриги, предательство. Стоит дать мужчине ощутить собственную значимость, и он сделает все, что угодно. То же самое относится к женщинам. Скажи им, что это ради Господа, Папы и империи, что на небесах ждет за это награда, добавь кошель с золотыми и обещание, что некий негодяй сгорит в пламени, — и мало кто сумеет устоять. А если они еще до смерти боятся сами угодить в колодки, что ж, тем лучше.

— Но зачем Людовико приехал сюда, рискуя своей жизнью?

— Никто не знает. Но поскольку он пролил кровь, защищая форт Святого Михаила, и передал рыцарям несколько реликвий, при виде которых, всем известно, братья глупеют — оно и понятно, я, может, и сам купил бы щепку от креста Господня, — он был принят в орден.