Преторианец - Томас Гиффорд

— Не знаю, что вам известно?

— О, совсем немного. Деревенские сплетни. Не знаю, откуда идут слухи. Считается, что вы участвовали в какой-то диверсионной операции. Мы решили, в той самой, где погиб Макс.

— Ну что ж, простите, уточнять не могу. Не положено об этом рассказывать.

— Говорят, и вас подстрелили… Это Сцилла говорила.

— Зацепило раз-другой. Главное попадание в голову — слава богу, там пусто.

Макинтр кивнул. Он уже слышал эту шутку.

— Давайте-ка нальем себе по стаканчику, — предложил Годвин, — и переберемся на террасу, или веранду, или как там ее называют.

Он кивнул на балконную дверь, за которой над скальным обрывом висела каменная галерея.

— Я бы охотно послушал ваши рассказы про Макса. Наедине.

Солнце усердно старалась пробить низкие тучи, и вокруг все было смутно-серым или коричневым с белыми отметинами свежих сугробов. Ветер с открытого пространства летного поля отбрасывало вверх по обрыву, и он свистел в ветвях деревьев. Обветренное лицо Макинтра казалось невосприимчивым к холоду.

— Я должен спросить, говорил ли вам Макс о своем последнем задании?

— Говорил, что предприятие — какое, не знаю — рискованное. Помнится, он сказал: шансы пятьдесят на пятьдесят.

— Ого… А меня убеждали, что дело пустячное.

— К слову о доверии к людям в военное время.

— Ну да, они хотели, чтоб я отправился с ними, и, конечно, вычислили, что я дважды подумаю, прежде чем поставить свою жизнь на такие шансы.

— Ну, надо думать, шансы выжить у всех были равные.

— Насчет пятидесяти процентов Макс ошибался. — Годвину становилось легче, когда он говорил об этом. — Погибли все. Кроме меня, конечно.

— Должно быть, весьма неудачное предприятие.

Макинтр пригубил виски и сделал глоток…

— Впрочем, Макс избавил себя от более неприятной для него смерти. Он пережил свою судьбу.

— Ему не понравилось бы стареть и дряхлеть, — согласился Годвин. — Долгое медленное угасание…

— О, долгое медленное угасание ему не грозило. Я имел в виду другое.

— Я не понимаю…

— Макс умирал и знал об этом. Он уже годы жил взаймы. Я думал, вы, может быть, знаете. Сцилле он наверняка не говорил, но я думал, в вашем случае… — Врач пожал плечами.

— Понятия не имею, о чем вы. И… вы уверены?

— Что он умирал? Безусловно. Опухоль мозга. Она возникла давно, но какое-то время дремала, затем начала шевелиться, доставляя ему некоторое беспокойство. Неоперабельная. Он обследовался даже в Штатах. Я обнаружил ее незадолго до его женитьбы. Он мне потом говорил, что прошел полное обследование в Бостоне — я понял, о чем он. Месяца за три-четыре до этой его тайной миссии появились прежние симптомы. Головные боли, нарушения зрительного восприятия, глубокая депрессия, суицидальные мысли, рассеянное внимание, преходящее онемение конечностей.

— Когда, вы сказали, это началось?

— Как раз перед его женитьбой на Сцилле — тогда у него был первый приступ. Первый, о котором он мне сказал. Может, некоторые симптомы проявлялись и раньше, но я не знал. Потом было несколько вспышек, но они проходили, и все снова налаживалось. Думаю, с началом войны он почувствовал облегчение. Появилась возможность умереть героем…

— Да, так он и сделал, можете мне поверить.

— Вам повезло, что вы не разделили его участь.

— А как приступы влияли на его поведение?

— Мрачность, замкнутость, черный юмор… искал, с кем бы подраться. Он говорил мне, что «плохо ведет себя» со Сциллой — не уточнял, но я догадываюсь, что он мог ее бить. Когда на него находило такое настроение, он приезжал сюда, прятался от мира, видите ли. Не доверял себе, когда вокруг люди.

— Так вышло и с Колином Девиттом?

— Он вам рассказал?

— Скажем, я об этом слышал — по крайней мере, одну из версий.

— Да, вы попали в точку. Он мучился головными болями, говорил мне, что зубы ему будто раскаленными щипцами раскачивают. Сцилла была здесь. До Макса дошли слухи насчет нее и молодого Колина; парень, знаете, был из тех, что сами напрашиваются на беду…

— А слухи были правдивы?

— Откуда мне знать? Я бы не поверил ни единому слову Колина, когда он начинал хвастать своими победами, а наверняка знать никто не мог.

— Сцилла могла.

— Ну, скажем так, я сомневаюсь, чтоб ее мог соблазнить мальчишка вроде Колина. Я слышал, что о ней говорят, да и кто не слышал? Но я не слишком верю этим сплетням. Девочка понравилась мне с самого начала. Как бы то ни было, Макс завязал ссору с Колином и его компанией. Обменялись парой ударов, Колину сломали нос — я его и штопал. Потом Макс его застрелил.

— Расскажите. Я слышал, это был несчастный случай.

— Я же говорю, Макс страдал от мозговой опухоли. Ему было страшно тяжело. Тяжелая депрессия, склонность к насилию при усилении болей. А этот молодой идиот бахвалился в пивной, что поимел его жену. Так что я должен думать о том случае на охоте? Я думаю, Макс почуял кровь, Макс увидел свой шанс, когда эта дубина оказалась у него перед глазами, и отправил его к праотцам. Вот что я думаю.

— А что думала об этом Сцилла?

— Вы ее не спрашивали?

— Не хочу бередить старую рану.

— Ну, я скажу вам, что думаю я. Я думаю, она и гроша не дала бы за молодого Колина, живого или мертвого. Она актриса… может быть, привыкла, что мужчины из-за нее убивают друг друга. Бывают такие женщины. Женщины, которые выглядят, как Сцилла, которые ведут себя, как Сцилла… Ей просто на все наплевать, нет? Вот вам мнение деревенского доктора.

— Так вы думаете, Макс никогда не говорил ей о своей болезни?

— Мне кажется, он щадил ее. Знал, что она надежно обеспечена — его деньгами, своей карьерой. Но, конечно, теперь можно бы ее и спросить.

Гомер Тисдейл слегка набрался и вздумал вслух зачитывать отрывки из книги Годвина, но тот пригрозил убить его на месте, если он не прекратит. Родди Баскомб собрал компанию, чтобы играть в шарады, Лили Фантазиа гадала на картах Таро, и тем навела Сциллу на мысль достать планшетку для спиритических сеансов, Монк Вардан сообщил несколько сочных сплетен о Черчилле, а доктор Макинтр в бильярдной расцеловал подружку Тисдейла. Вардан объявил, что потерял фунтовую банкноту, а затем обнаружил ее в ухе Либермана. Чудеса!

Все говорили о войне и слишком много пили, и слишком громко смеялись, и гадали, что еще произойдет, пока война наконец кончится. Они слушали новые пластинки, Синатру и Эла Боули, и Хатча, и все засиделись допоздна и говорили, говорили, говорили.

— Ну, Роджер, — начал Тисдейл, — запрокинув голову и поглядывая на него сквозь очки, сдвинутые на кончик носа. — Что думаете делать дальше? Пора уже задуматься. Вы достаточно здоровы, чтобы вернуться к работе?