25 июня. Глупость или агрессия? - Марк Солонин

В данном вопросе маршал Маннергейм, мягко говоря, «лукавит» (что, впрочем, вполне понятно, учитывая, что мемуары писались в те месяцы конца 40-х годов, когда государственная независимость Финляндия висела на тонком волоске). Вечером 24 июня 1941 г. три дивизии вермахта и моторизованная бригада СС «Норд» уже находились на крайнем севере Финляндии и готовились к вторжению на территорию СССР. Это никак нельзя назвать политикой «поддержки нейтралитета Финляндии». Скорее всего, премьер-министр Ю. Рангель готовился к очень трудному разговору с парламентариями, причем разговор этот вполне мог закончиться сменой главы правительства.

Из 200 мест в финском парламенте 85 принадлежали социал-демократам и лишь 8 мест (4% всех голосов) занимали депутаты от крайне правой, антисоветской и антикоммунистической партии «Патриотическое Народное движение» (IKL). При таком раскладе политических сил предпринятые в тайне от парламента шаги по втягиванию Финляндии в войну на стороне фашистской Германии могли вызвать очень резкую реакцию. Более того, 20 июня президент страны Ристо Рюти встречался с депутатами социал-демократической фракции парламента и заверил их, что финские войска не будут использованы для нападения на Советский Союз. А накануне этой встречи, 19 июня, лидер социал-демократов, один из влиятельнейших политиков страны В. Таннер (министр иностранных дел во время «зимней войны») на совещании руководителей профсоюзных и рабочих организаций заявил, что «наши войска будут использованы лишь для обороны страны, но не для наступательных действий».

На рассвете 25 июня советское руководство преподнесло финским сторонникам «войны-реванша» такой подарок, о каком он и не смели даже мечтать (возможно, этот «подарок» им организовали немецкие союзники, но об этом чуть позже). Под аккомпанемент взрывающихся в пригородах Хельсинки бомб премьер-министр Рангель с трибуны парламента сказал: «Состоявшиеся воздушные налеты против нашей страны, бомбардировки незащищенных городов, убийство мирных жителей — все это яснее, чем какие-либо дипломатические оценки, показало, каково отношение Советского Союза к Финляндии. Это война. Советский Союз повторил то нападение, с помощью которого он пытался сломить сопротивление финского народа в „зимней войне“ 1939–1940 гг. Как и тогда, мы встанем на защиту нашей страны».

Вечером 25 июня парламент принял решение считать Финляндию находящейся в состоянии войны против СССР. На следующий день, 26 июня 1941 г., с радиообращением к нации выступил президент страны Р. Рюти: «…Сейчас, когда Советский Союз в связи с войной между Германией и СССР распространил свои военные действия на территорию Финляндии, нападая на мирных жителей, наш долг защищаться, и мы сделаем это решительно и единодушно всеми имеющимися в нашем распоряжении мopaльными и военными средствами. Наши возможности выйти успешно из этой второй оборонительной войны на этот раз совершенно другие, чем были в прошлый раз, когда мы находились под натиском восточного гиганта. Вооруженные силы великой Германии под руководством гениального предводителя канцлера Гитлера успешно сражаются вместе с нами против известных нам вооруженных сил СССР… Советский Союз теперь не сможет выставить против наших вооруженных сил той сокрушающей превосходящей силы, которая прошлый раз сделала нашу оборонительную борьбу безнадежной.

Сейчас Советский Союз оказался по численности в равной борьбе, и успех нашей оборонительной борьбы обеспечен» [17].

Радиообращение имеет (по сравнению с газетной статьей) то преимущество, что его можно услышать по радио. Соответственно, для того, чтобы узнать содержание заявления президента Финляндии, не надо было совершать очередной «подвиг разведчика)», отправляя его в полной форме и с парашютом за спиной на захват газетного киоска в Хельсинки. Более того, если верить мемуарам резидента советской разведки в Хельсинки Е.Т. Синицына, он завербовал некоего «видного политического и общественного деятеля Финляндии», известного по сей день лишь по агентурной кличке Монах. При наличии таких «агентурных выходов» о принятом финским парламентом вечером 25 июня решении в Мискве и Ленинграде должны были бы узнать даже до радиообращения Рюти, т.е. в ночь с 25 на 26 июня…

Впрочем, самое главное заключается не в часах и минутах, а совсем в другом — что такого удивительного увидели (услышали) советские генералы в Ленинграде и маршалы в Москве? Какой другой реакции на массированные бомбардировки Финляндии они ожидали? И разве же финские войска не именовались «войсками противника» во всех документах частей и соединений Северного фронта уже начиная с 22–23 июня?

Теперь от вопросов риторических перейдем к вопросам содержательным.

Директива Военного совета Северного фронта однозначно требует отдать инициативу противнику («до открытия боевых действий сухопутными частями противника огня не открывать. Только с открытием им первым артиллерийского огня или при его внезапной танковой атаке…»). Оставим пока в стороне многократные упоминания о «танках противника» и необходимости обратить «главное внимание на создание противотанковых препятствий», которые встречаются в директиве Военного совета и приказе командира 10-го мехкорпуса (и это при полном отсутствии немецких или финских танковых частей на фронте 23-й и 7-й армий). Важнее другое — почему приказано «первыми огонь не открывать»? Почему и зачем надо дарить противнику инициативу и все очевидные тактические преимущества первого удара?

Единственным возможным объяснением (и оправданием) такого странного оперативного искусства могут быть только внезапно возникшие политические интересы, которые возобладали над военной целесообразностью. Так сказать, «второе пришествие» легендарной идеи «на провокации не поддаваться». Однако именно эта логика в данном случае просто поражает своей абсурдностью. «Рюти объявил войну». Финляндия уже находится в состоянии войны с СССР. Война уже официально объявлена, и никаких «провокаций» после этого не может быть в принципе. Теперь остается только передать соответствующее заявление советского правительства финскому послу в Москве и после этого начинать реализовывать предвоенные планы «активной обороны». Безо всяких ограничений.

В июне 41-го все было сделано, с точностью до наоборот. 25 июня без объявления войны, без отзыва посла из Хельсинки, без официального уведомления о расторжении Московского мирного договора 1940 года по территории Финляндии наносится массированный бомбовый удар. Объектами нападения становятся даже города (Миккели и Рованиеми), расположенные на расстоянии 100–150 км от границы. Спустя два дня войскам, расположенным непосредственно у границы, ставится задача ждать, когда противник перейдет в наступление, но самим первыми огонь не открывать. То есть когда было нельзя — тогда можно. А когда уже можно — нельзя?

Подписанный в те же дни приказ № 1 Верховного главнокомандующего финской армией маршала Маннергейма звучал гораздо более определенно:

«Солдаты Финляндии!

Наша славная Зимняя воина завершилась тяжелым миром. Несмотря на заключенный мир, наша страна явилась для врага объектам беззастенчивых угроз и постоянного шантажа, что вместе с преступным подстрекательством, направленным на подрыв нашего единства, показывает, что враг с самого начала не считав мир постоянным. Заключенный мир был лишь перемирием, которое теперь закончились.