Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс

Он уважал власть Бога, хотя никогда ее не чувствовал, а также власть церкви. Но должен ли художник сковывать свой разум тем и другим? Истинный художник нуждается в абсолютной свободе мысли: он никого не должен бояться, даже Бога. Наверное, Пикар опередил свое время. Но все эти серьезные вопросы могут подождать. Теперь нужно сосредоточиться на главном – зарядить мушкет, о котором говорил Ле Телье.

Лейтенант, которому Кристьен рассказал об услышанном в таверне, был согласен с ним: Гриманд выдал себя.

– А его маман болеет, – усмехнулся он под конец разговора.

Кристьену дали двух сержантов, чтобы привести Тифани и стеречь Магдалину. И вот теперь он здесь, стоит на коленях на высохшей моче. Шкатулка с мощами вернулась в свое священное хранилище. Проход заполнился ароматом ладана. Прозвучало последнее «аминь», и Пикар возблагодарил Бога – причем совершенно искренне.

Выведя своих подопечных из церкви, Кристьен увидел восемь мушкетеров в простых камзолах, кирасах и шлемах, продувавших фитили своего оружия. Тетива лука, стягивавшая щиколотки Пепина, вызвала у них ухмылку. Сам же Пепин, несмотря на свой рост и развязные манеры, смотрел себе под ноги, как ребенок. Потом гвардейцы нашли себе новое развлечение – глазеть на Тифани, которая с трудом сдерживалась, чтобы не завязать с ними ссору.

Появился Доминик. После утвердительного кивка Баро он повел Пикара за церковь, в дом священника. Самого святого отца там не оказалось.

Зато там был Ле Телье.

– Кто этот болван? – спросил он, кивая на связанного парня.

– Пепин? Один из подручных Гриманда, – объяснил Малыш Кристьен.

– Зачем он здесь?

– Он пришел к нам, в дом шлюхи, чтобы, как он утверждает, выразить сочувствие Жоко. Сегодня днем Гриманд пришел в ярость и убил его товарища, Биго. Пепин думает, что Инфант свихнулся, и обвиняет в этом Ла Пенотье. Вот почему мы притащили его сюда. На самом деле это была идея Баро. Но если вы хотите…

– Правильно сделали. Этот парень пойдет против своего хозяина?

– Пепин ничего не знает о нашем плане. Он думает, что его ведут в Шатле. Баро расписал ему такие ужасы, что нам всем стало не по себе.

– Пепин предаст Инфанта?

– Думаю, скорее да, чем нет, но точно сказать невозможно.

– Из «Волынщика» есть вести?

– Пока нет.

Марсель сделал знак Доминику, и тот вышел. Кристьен не осмеливался нарушить наступившее молчание. Затем младший Ле Телье вернулся вместе с Крюсом, Гарнье и еще двумя мужчинами. Они с презрением посмотрели на Пикара и поклонились лейтенанту.

– Капитаны, вот один из наших осведомителей, Кристьен, – представил его Марсель. – Он пойдет с вами.

– Это необходимо? – не удержался Малыш. Он сразу же пожалел о своих словах, но уж больно неожиданной оказалась эта новость. – Я в жизни не убил никого крупнее насекомого!

Старший Ле Телье не обратил на него внимания.

– Кристьен считает, что подручный Младенца, некий Пепин, согласен предать хозяина, – стал он рассказывать своим подчиненным. – Уверенности у нас нет, но если это правда, мы можем выиграть время, а также уменьшить вероятное число раненых или даже убитых. Так что я хочу, чтобы вы внимательно меня выслушали.

Капитаны кивнули, и Марсель повернулся к Пикару:

– Скажи Пепину, что Инфант мертв, а нам нужна графиня де Ла Пенотье, целая и невредимая. Ни Кокейн, ни их добыча нас не интересует. Если он нам поможет, то займет место Гриманда, со всеми вытекающими преимуществами. Если нет, то отправится в тюрьму и до наступления темноты будет уже мертв. Нет, пусть лучше Баро ему все объяснит.

– Вы хотите его отпустить? – уточнил Кристьен.

– Приведешь его на Сен-Дени – а до тех пор спрячь и его, и шлюху, – а потом пустишь вперед. Пусть предупредит их, как положено, только скажет, что узнал о нас от одного из соглядатаев, какого-то мальчишки. Предупреди его, что мы ждем пять минут, а затем атакуем.

Марсель посмотрел на капитанов и склонил голову:

– С этого момента судьба графини в ваших руках.

– Вы говорили, негодяю нельзя верить, – подал голос Гарнье. – А что, если он не предаст Инфанта?

– Тогда Пепин его просто предупредит, но это ничего не изменит. Единственное, что приобретет Гриманд, – еще одного бойца, если можно так выразиться. Ради шанса всадить нож в спину Инфанту – одно из немногих умений, которыми может похвастаться эта мразь, – стоит рискнуть. Если вы не возражаете.

– Нет, я согласен, – сказал Бернар. – Мне приходилось командовать людьми в бою. Троянский конь поднимет их боевой дух. Хотя, смею вас уверить, он и так достаточно высок.

– Хорошо сказано, капитан Гарнье. Чтобы еще больше укрепить ваш боевой дух, капитан Ле Телье привел восьмерых опытных мушкетеров. Еще вопросы есть?

Кристьену стало дурно. Он едва не попросил позволения остаться.

– Этот негодяй, Пепин, – заговорил вдруг Крюс. – Если он предаст хозяина, его следует пощадить?

– Как только Ла Пенотье будет в безопасности, вы вольны поступать по своему разумению.

– А где мне взять шлем? – спросил Пикар.

– Приходи утром на бойню, Малыш Крис, – сказал Бернар. – Я вырежу тебе шлем из члена быка. Он тебе как раз подойдет.

Все захохотали. Кроме Марселя.

Кристьен тоже присоединился к веселью.

Неподалеку от дома Ирен Тангейзер нашел конюшню, где оставил повозку и сбрую, а Клементину там напоили и покормили. Граф де Ла Пенотье устал. От долгого путешествия в Париж его спина разваливалась на части, а сегодняшний день тянулся бесконечно. За час на куче соломы Матиас был готов отдать целое состояние. Но, вспомнив о Грегуаре, он снова сел в седло и взял спонтон.

Иоаннит проехал мимо разграбленных магазинов и зловонных пирамид из мертвых тел на мосту Норт-Дам, пересек Гревскую площадь, где лилось рекой вино и кувыркались акробаты. В тени, разморенные жарой и вином, разлеглись вооруженные ополченцы. Не похоже было, чтобы они участвовали в резне. Воинственно настроенные были где-то в других местах, бродили по лабиринту улиц, забыв о дисциплине и движимые лишь ненавистью. Среди них не было настоящих солдат, за что гугенотам нужно было благодарить Бога. Настоящие солдаты справились бы с работой гораздо лучше.

Словно в подтверждение этого – хотя ополченцы старались, как могли, – мимо него к Сене прогрохотала телега, доверху набитая трупами недавних жертв. Кровь просачивалась через многочисленные щели, плескалась через задний и передний борта. Тела были сложены в виде пирамиды – вверху лежали преимущественно младенцы и дети.

Тангейзер не останавливался.

На Рю-дю-Тампль не обнаружилось ни штукатура Эрви, ни его сменщика. Свернутая цепь висела на крюке, вбитом в стену. Два дома были разграблены – утром они еще оставались нетронутыми, – а рядом лежали окровавленные груды тел, ждущих, когда их уберут. Возможно, Ла Фосс составил новый список взамен сожженного. Матиас приближался к церкви Сен-Сесиль, чувствуя, как давит на плечи, смешиваясь с послеполуденной жарой, бремя того, что ему еще предстоит.