Имаго - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Майданов запнулся, на висках вздулись и запульсировали синиевены. У него был вид человека, горло которого сжали невидимые пальцы. Он свеликим усилием вздохнул, сказал хриплым измученным голосом:
– Мальчик… Здоровенький, крепенький… Это ребенок…Просто ребенок… Если хочешь знать такие мелочи, то да, он… с черной кожей…
Бабурин ответил, не задумываясь:
– Ну вот и сказал! А то телился. Нам же интересно,чудило!
Майданов перевел дыхание, глаза все еще трусливо бегали посторонам. Лютовой заботливо подвинул в его сторону вазу с сухариками.
– А варенье в самом деле великолепное, – сказаля. – Просто чудо, как вы его умеете… ну, чтоб и запах, как будто толькочто ягоды с куста!
Анна Павловна вынырнула из проема, перевела дыхание так, чтомогла бы выдуть всех через перила. Майданов трясущимися руками взял сухарик,тут же уронил в чашку с чаем.
Бабурин сказал поучающе:
– Для нас, интер… интернецу… наци… О, черт, интер-наци…в общем, для нас, общечеловеков, по фигу, черный или белый ребенок! Главное –чтобы болел за «Спартак». Кто болеет за «Спартак» – высшая раса, кто за другиекоманды – унтерменши, ни хрена не понимают, рылы поганые.
Лютовой хмыкнул, сказал громко:
– Думаю, что «Спартак» пролетает. Болеть он будет забейсбол.
– Или за американский футбол, – вставил Шершень.
Бабурин подумал, рассудил:
– Главное, чтоб не против «Спартака»! А там пусть хотьза пинг-понг. Или макромой бонсаи тэквондирует.
Майданов перевел дыхание. Пальцы все еще тряслись, но онзаставил себя отпить чаю. Лохмотья расплывшегося сухарика суетливо и беспомощновылавливал ложечкой. Шершень придвинул чистое блюдечко, но Майданов сделал вид,что это очень вкусно, все так и задумано, отправлял все пойманное в рот, толькочто не причмокивал, интеллигент должен не замечать промахи соседей, а уж свои –тем более.
Разговор покатился легкий, без политики. С удовольствиемпоговорили о последнем решении московских властей о расширении дорог, это июсовцы желают, обсудили перемены в общежитиях московских студентов. Отныне, порешению мэра, ликвидируются раздельные общаги, теперь будут только совместные.Даже в комнатах, где четыре кровати, две должны занимать обязательно мужчины, адве – женщины. Если же в каком институте, к примеру – педагогическом, женщиннамного больше, то мужские места распределять пропорционально: хотя бы поодному среди трех женских.
– Тогда уж и принимать в пропорции один к трем, –заметил Майданов, – а то в педагогическом пока что один юноша на двадцатьтри девушки!
Бабурин восхитился:
– Я вообще-то больше всего в женщине люблю тридостоинства: лицо и грудь… Но в такой вот комнатке, в падагогическом, гм… этоже сколько у меня перед мордой будет голых сисек?.. И жоп?
Шершень сказал ядовито:
– В жизни каждого мужчины бывают периоды, когда онабсолютно равнодушен к женщинам. Это первый, второй и третий периоды в хоккее.Но у тебя еще и футбол! Так что ты от них защищен.
– Ничего, – возразил Бабурин бодро, – то, чтовсе мы постоянно тянемся к светлому и возвышенному, не мешает время от времениоттягиваться грубо и примитивно. А дружбу сексом не испортишь. Я вот скажу, этонаш мэр хорошо придумал! И вовсе не из-за торжества общечеловеческих ценностей…
– А почему же? – поинтересовался Шершень.
– А пусть лучше две девки в общаге на одинокого парнялезут обеими ногами, чем одна с другой забавляются. А в комнатах, где однипарни, – самец с самцом.
Мы переглянулись. Бабурин Бабуриным, но исхитрился нечаянновыдать здравую мысль. При нынешнем разгуле гомосексуализма и прочих перверсий,достижений демократии, это мог быть отчаянный жест как раз блюстителейнравственности…
– Мэр у нас в порядке, – сказал Лютовой. –Крепкий орешек. Такого бы в президенты…
– Сожрут, – возразил Шершень. – В президентахмарионеточных стран могут быть только полнейшие ничтожества.
Майданов ощутил момент, когда может вставить и своюкопеечку:
– Почему именно в марионеточных? Почему?.. Это говоритлишь о развитости демократии, если президент – дурак. И ничего в этом нетобидного. Вон в США, цитадели демократии, не случайно самый тупой из всехкогда-либо существовавших президентов. И предыдущий был полным ничтожеством.Помните того вечно улыбающегося красавца-идиота? А этот даже не красавец. Затовсяк видит, президент – такой же парень, как и он. Сейчас в США демократиядостигла своего наивысшего развития: президент ей не нужен вовсе. Он неуправляет…
– Им управляют? – спросил Лютовой с ехидцей.
– Это тоже в прошлом, – спокойно и с достоинствомответил Майданов. – Президент в демократической стране, как император уацтеков – красивый дурак, олицетворяющий здоровье страны! Но, конечно, он неправит. Когда проходил срок царствования, ацтеки своего императора приносили вжертву, а на его место выбирали другого. Мы, демократы, делаем то же самое.Пусть не так красочно, но так же функционально… Разве это не лучший вариант?
Лютовой рассмеялся.
– Вариант хорош! В самом деле. Во-первых, сразустановится видно, сколько наворовал! Заодно открывается, сколько наворовали егоминистры и прочие семейки. Но, все-таки, кто его сажает на трон? Не простой женарод, именем которого все делается!
Майданов наморщил аристократический нос.
– Алексей Викторович, – сказал он с мягкимупреком, – ну зачем вы снова про этот простой народ такие нехорошиеслова?.. Да еще повторяете так настойчиво? Словно вдалбливаете… Как-тонехорошо.
– Ага, не ндравится?.. – сказал Лютовой снарочитой злобностью. – А кому понравится, когда вот так в лоб всюправду?.. Но если мы хотим делать дело, то надо иметь дело с правдой. Еслихотите, истиной. А истина в том, что со средним, сиречь, простым человечкомникто не считается. Ни политики, ни отцы церкви, ни жоп-звезды. Могут в чем-тоориентироваться на их вкусы, их предпочтения, чтобы быстрее капусту срубить, носчитаться – уж н-е-е-ет!.. Так вот, это к тому, что и мы, иммортисты, считатьсяне будем. Подчеркиваю, не мы считаться не будем, а также и мы! Улавливаетеразницу?
– Уже уловили, – сказал за МайдановаШершень. – Давай, выкладывай, что у тебя там за пазухой…
Лютовой раздвинул плечи и выпятил грудь, глаза сверкнулимрачным огнем, уже раскрыл рот, но в этот миг все мы услышали крик на площадке.И хотя я был в самом дальнем углу веранды, крик услышал отчетливо. Все мы, какстадо испуганных оленей, ломанулись с веранды, толкаясь, почти отпихивая другдруга, пробежали по ступенькам и выметнулись на лестничную площадку.
Крик стал громче, истошный, нечеловеческий. Дверь в квартируМайданова распахнута. Крики, мужской и женские, неслись оттуда, из распахнутойквартиры. Я не успел заглянуть, оттуда вывалился негр Блэк, весь с головы доног в блестящем сияющем парадном мундире, но черное лицо перекошено ужасом,глаза выпучены, рот как распахнулся в крике, так и остался, только теперьоттуда уже один жуткий хрип смертельно раненного зверя.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!