Белогвардейщина - Валерий Шамбаров

В результате войска, выдвигаемые в русские пределы, очень быстро теряли боеспособность. Зачем воевать за русских? И становились легкой мишенью большевистской пропаганды. Она ведь четко перекликалась с правительственной.

"Вы своих, немецких помещиков прогнали, зачем же за наших воюете?" "Возвращайтесь к себе домой и замиримся".

Атакуемые пропагандой с двух сторон, части разлагались. Росли большевистские и квазибольшевистские настроения. В августе в ряде полков произошли волнения. А потом на спокойном южном фланге эстонские части под ничтожным нажимом противника бросили фронт. Отошли, не принимая боя, и красные войска заняли Псков. Северо-Западная армия оказалась стиснутой на узеньком клочке земли с городишком Гдовом в качестве «столицы». С угрозой на правом фланге от Пскова, с Чудским озером в тылу, морем на левом фланге и Эстонией за рекой Нарвой. Штаб армии в Нарве, правительство в Ревеле сидели уже на чужой, совсем не дружественной территории.

Выходка Гофа и Марша с созданием Северо-Западного правительства вызвала серьезный международный скандал, когда в прессе всплыли подробности этого действа. Вот тут-то и выяснилось, что миссия имела полномочия лишь состоять «при» Юдениче, а не перестраивать жизнь Прибалтики по своему усмотрению. Возник дипломатический конфликт между Англией и Францией. Надо отметить, что если Франция наломала дров на юге, то здесь, наоборот, пыталась выступать защитницей русских интересов. В основном из-за той же "германской опасности", на Черном море почти неощутимой, а в Прибалтике очень отчетливой. В перспективе Франции требовался сильный союзник на континенте, чтобы не оказаться один на один с немцами. В результате скандала в Верховном Совете держав-победительниц общее руководство союзными силами в западном регионе было от Англии передано Франции. Гофа и Марша отозвали. Франция решила послать сюда ген. Манжена, но он отказался. Руководство миссиями поручили ген. Нисселю. Пока шли эти утряски, к октябрю Ниссель еще не доехал до Ревеля. И во время решающих боев союзные миссии, от которых так сильно зависела Северо-Западная армия, остались без руководства.

В опровержение всех домыслов и выпадов о личном соперничестве "белых генералов" А. И. Деникин официально признал верховную власть Колчака, отдав приказ:

"Безмерными подвигами Добровольческой армии, кубанских, донских и терских казаков освобожден Юг России, и русские армии неудержимо движутся вперед к сердцу России. С замиранием сердца весь русский народ следит за их успехом, с верой, надеждой и любовью. Но наряду с боевыми успехами в глубоком тылу зреет предательство на почве личных честолюбий, не останавливающихся перед расчленением великой, единой России. Спасение нашей Родины заключается в единой верховной власти и нераздельном с ней едином верховном командовании. Исходя из этого глубокого убеждения, отдавая свою жизнь служению горячо любимой Родине и ставя превыше всего ее счастье, я подчиняюсь адмиралу Колчаку как Верховному Правителю Русского государства и Верховному Главнокомандующему русских армий. Да благословит Господь его крестный путь и да дарует спасение России".

По этому поводу в Париж была направлена делегация во главе с ген. Драгомировым, чтобы передать в Омск подробный доклад о положении на Юге и получить соответствующие указания. Делегация должна была также познакомить с истинным состоянием дел политических деятелей Парижа и Лондона. На посту председателя деникинского правительства, Особого Совещания, Драгомирова сменил ген. Лукомский. Приказ знаменателен еще и тем, что отдан 12 июня, когда Колчак был уже отброшен за Волгу и сдал Уфу, а деникинцы были на гребне успехов, одерживая победы на всех фронтах. Следовательно, речь могла идти только о сознательном, добровольном подчинении во имя общего дела. Разворачивая общее наступление, Деникин заявлял, что оно ведется под флагом единой государственной власти.

Тройная победа деникинцев — на Маныче, в Донбассе и на Дону — похоронила мечты коммунистов о быстрой победе над «эксплуататорами» и триумфальном походе в Европу. А Украина, предназначавшаяся стать базой для этого похода, снова взорвалась на части. Кто только и под какими знаменами здесь не воевал! Петлюра, получив значительную поддержку в лице "украинских сечевых стрельцов", стойких и дисциплинированных галицийцев, выдержал натиск красных и сам перешел в наступление на Бердичев. И тут же костяк его армии опять стал обрастать за счет присоединяющихся местных повстанческих отрядов и банд самостийных "батек".

Одновременно активизировалась Польша. С апреля по июнь сюда прибыли 6 дивизий, сформированных во Франции ген. Галлером. Как во многих вновь образовавшихся государствах, Пилсудский повел политику яркого национального шовинизма. Его войска заняли Познань и Силезию. В июне поляки вступили в Вильно и Гродно, несмотря на протесты Литвы, считавшей эти города своими. Продвинулись поляки и на Украину, заняв Новоград-Волынский. Воспользовавшись тем, что войска Западно-Украинской Народной республики ушли на помощь Петлюре и сражались с красными, дивизии «галлерчиков» вторглись в Галицию и прекратили существование этого государства, присоединив его к Польше. Правительство Петрушевича бежало, а "сечевые стрельцы" оказались в трагическом положении солдат без родины: путь домой им был закрыт, поляки считали их военнопленными и сажали в лагеря.

Красным на Украине после их коммунистических опытов пришлось несладко. Фактически их власть держалась лишь в городах, в местах сосредоточения войск, да вдоль железных дорог на расстоянии полета снаряда бронепоезда. Дальше начиналась чужая для них земля: либо безвластие, либо «нейтральные» местные самоуправления, либо гуляли вовсю атаманы. Их было хоть пруд пруди. Атаман Зеленый контролировал две трети Киевского уезда, у него насчитывалось 2,5 тыс. чел. В районе Радомысля действовали батьки Струк и Соколовский, тоже несколько тысяч штыков и сабель с артиллерией и даже с несколькими пароходами. Под Каневом гуляли «армии» эсера Пирковки и прапорщика Коломийца. В Черкасском уезде — батька Чучупака. Звенигородский уезд контролировал атаман Тютюнник. В Таращанском и Уманском уездах оперировали отряды эсера Клименко и петлюровца Волынца, имевшие строгую военную организацию и крепкую дисциплину. Восстал и объявил себя независимым г. Миргород. В Свирском уезде власть была в руках "повстанческого ревкома", который возглавляли "полковник Сатана" и "атаман Калитва", имевшие 5 тыс. чел. при 6 орудиях. В Шполе — боротьбист Шегин. В районах Полтавы и Кременчуга — батьки Ангел, Онипко и Пятенко.

Главному из батек, Махно, в ту пору приходилось туго. Корпус Шкуро, стремительно наступая к Днепру, гнал и громил его воинство. 6.06 после жестокого боя пала махновская «столица» Гуляй-Поле.

Перешла в наступление и маленькая крымская группировка белогвардейцев, несколько месяцев удерживавшая Акманайские позиции. Здесь стала восходить новая звезда Белого Движения, 33-летний генерал Яков Александрович Слащев. Участник мировой войны, безудержно смелый и решительный офицер, он начал белую «карьеру» начальником штаба в повстанческом отряде Шкуро. В Крыму командовал бригадой и дивизией. Известен, кстати, тем, что привил белогвардейцам новую «моду». Корниловцы, марковцы, дроздовцы, демонстрируя самообладание и презрение к красным пулям, считали шиком ходить в атаку с папиросками в зубах — чем оказывали на врага сильное психологическое воздействие. Слащев был некурящим, поэтому придумал щелкать семечки, шагая с винтовкой наперевес. По этим семечкам вскоре начали распознавать его «школу» и выучку. Десант под командованием "генерала Яши", как его прозвали, высадился в районе Феодосии, обойдя морем красные позиции. С фронта атаковали другие части 3-го корпуса ген. Шиллинга. И большевики побежали. Их части в Крыму и Таврии, отрезаемые с севера прорывом Шкуро, уже потеряли связь со своими главными силами. Некоторые двигались самостоятельно на Херсон, пробивались на правобережную Украину, другие присоединялись к махновцам.