За столом с Пушкиным. Чем угощали великого поэта. Любимые блюда, воспетые в стихах, высмеянные в письмах и эпиграммах. Русская кухня первой половины XIX века - Елена Владимировна Первушина

Ботвинья от доктора Пуфа

Оля ботвиньи важнее всего – хороший красный квас или хорошие (без духов) кислые щи; но красный, печной квас, густой, как пиво, – гораздо лучше.

Возьмите: по полуфунту: свекольника, шпината, щавеля; десять веток эстрагона; три ветки укропа; десять маленьких луковиц с зеленью.

Все это бросьте на пять минут в кипяток, потом выньте, освежите в холодной воде и протрите сквозь решето. Разотрите в ступе два свежих огурца и одну частичку головки чеснока. Смешайте все вместе. Если хотите, прибавьте по щепоти отпаренных в кипятке душистых трав: базилика, майорана и других. Всю эту смесь положите в миску и разотрите в ней столовую ложку французской горчицы и столовую ложку сахара (отнюдь не более). Разводите квасом понемногу.

Рекомендую также ботвинью из молодого ревеня, вместо свекольника, шпината и щавеля. Кто не испугается этого слова, тот будет кушать лучшую ботвинью в свете. Ревень, как всякая зелень, должен быть предварительно брошен в кипяток на пять минут и потом протерт; но заметьте, молодой ревень; он не имеет решительно ничего сходного с обыкновенным аптечным ревенем.

Ботвинья – одно из любимых блюд Александра I. В журнале «Русский архив» содержится на эту тему весьма любопытный рассказ: «Государь Александр Павлович очень был расположен к английскому послу. Раз, говоря с ним о русской кухне, он спросил, имеет ли тот понятие о ботвинье, которую сам государь очень любил. Узнав, что посол никогда этого кушанья не пробовал, государь обещался ему прислать. Посол жил на Дворцовой набережной, недалеко от дворца. Государь, кушая ботвинью, вспомнил о своем обещании, которое тут же и исполнил. Посланник принял это кушанье за суп и велел его разогреть. При свидании государь не забыл спросить, как понравилась ботвинья. Дипломат несколько замялся и, наконец, объяснил, что, конечно, подогретое кушанье уже не может так быть хорошо, как только что изготовленное».

6

Первого сентября 1836 г. Пушкин снимает для своей все увеличивающейся семьи квартиру в доме Волконской на Мойке, у Певческого моста, во 2-й Адмиралтейской части, в одном из самых дорогих и фешенебельных районов Петербурга. В нижнем этаже дома – кухня (теперь у Пушкиных уже новый повар Василий), во дворе – конюшня на шесть стойл, сарай, сеновал, ледник и сухой погреб для вин. Какие вина там стоят?

Пушкин покупал французские вина в погребе Фердинанда Рауля. Обычно 4–5 бутылок легкого сухого вина в неделю, по 2 руб. 50 коп. за бутылку. Любимый белый «Сотерн» и красное – «Сен-Жюльен», иногда покупали «Шабли» или «Шато Лафит», но часто в кредит. Он старался по возможности экономить, расходы на вино не превышали 40–45 руб. в месяц. Иногда покупал вина покрепче и послаще – малагу, мадеру и портвейн, раз в месяц – одну бутылку рома к чаю. Шампанское – на рождение детей и тому подобные семейные торжества. Наталья Николаевна любила шампанское «Креман» (Cremant) по 12 руб. за бутылку, но пила не часто – на Новый год и на свои именины.

Все вина мира уже не помогают Александру Сергеевичу беззаботно радоваться жизни. Он – глава семьи и понимает, что семья все время балансирует на грани разорения – то один, то другой из ее членов подбрасывает ему новые поводы для внезапных трат, которые нечем восполнить. Пушкину предстояло не просто содержать семью, практически не получая дохода от своих имений, но и, будучи профессиональным писателем, обеспечивать на писательские доходы уровень жизни аристократа и придворного, задача неразрешимая по определению. Пришлось залезть в долги, с которыми Пушкин так и не сумел расплатиться. Через два года, летом 1833 г., он напишет другу: «Семья моя увеличивается, мои занятия вынуждают меня жить в Петербурге, расходы идут своим чередом… Я не богат, а мои теперешние занятия мешают мне посвятить себя литературным трудам, которые давали мне средства к жизни. Если я умру, жена моя окажется на улице, а дети в нищете».

Николай I предложил Пушкину должность в Министерстве иностранных дел с постоянным жалованьем и правом доступа во все архивы. Пушкин согласился – это давало возможность поправить материальное положение и, кроме того, должно было помочь в работе над историческими трудами.

Однако очень скоро поэт понял, что совершил ошибку: «Я не должен был вступать в службу и, что еще хуже, опутать себя денежными обязательствами… – писал он жене 8 июня 1834 года. – Зависимость, которую налагаем на себя из честолюбия или из нужды, унижает нас. Теперь они смотрят на меня как на холопа, с которым можно им поступать, как им угодно. Опала легче презрения. Я, как Ломоносов, не хочу быть шутом ниже у господа бога. Но ты во всем этом не виновата, а виноват я из добродушия, коим я преисполнен до глупости, несмотря на опыты жизни».

Пушкину оставалось жить совсем немного. Но как много он успел за это время! Побывал «по следам Пугачева» в Казани, Симбирске и Оренбурге, написал «Историю Пугачевского бунта» и «Капитанскую дочку». Еще несколько раз проводил осень в Болдино, где написал «Медного всадника». Кочевал вместе с увеличивающейся семьей с одной квартиры на другую, писал «Дубровского» и «Пиковую даму». Опубликовал «Евгения Онегина» и издавал журнал «Современник». И, конечно, пировал с друзьями, обедал у них, принимал их у себя, говорил о литературе, строил планы, мечтал, что жизнь его переменится, что он избавится от назойливой «опеки» Николая, навязанного ему придворного чина и царской цензуры, от вечной нужды.

* * *

Как закончилась эта история, мы все знаем, и об этом написано множество книг, и как хорошо, что эта – не из их числа. А лучшим финалом к этой книге, наверное, послужит отрывок из воспоминаний одного из самых близких друзей Пушкина Петра Андреевича Вяземского. Эту часть мемуаров он озаглавил: «Гастрономические и застольные отметки, а также и по части питейной». Итак: «Нельзя пропустить и Пушкина в этом съестном очерке. Он вовсе не