Добронега - Владимир Романовский

— Спрашивай за воротами. Впрочем, сейчас я сделаю так, чтобы пустили. Перестань таращиться на рукоять. Это я всадил сверд, в ярости. А потом придающая силы ярость прошла, и обратно вытащить его я в один прием не смог.

— Но ведь…

— Что?

— Ты хотел сегодня же послать меня в Полонию.

— Разве?

— Да.

— Зачем?

— Чтобы вместе с Мешкой ехать в Сигтуну.

— Да, действительно. Не к спеху сейчас, — ответил Эймунд с досадой. — И вообще не нужно. Судя по поведению князя, он больше не нуждается в наших услугах. И его союзники — не наши союзники. Поэтому — не нужно. Перестань таращиться на рукоять!

— Свадьбы не будет?

— Не будет. Во всяком случае не сейчас. С Болеславом очень трудно договориться без посредничества Святополка. Вот и имей дело со славянами. Кстати, когда будешь брать плотника… постарайся, чтобы об этом не узнали люди Ярослава.

— Постараюсь, — ответил радостно и тихо Рагнвальд. — А зачем, позволь спросить?

— Что это ты расцвел вдруг?… Зачем… Мало ли с кем понадобится нам в ближайшее время искать союза.

— Не понял.

— И не надо. Езжай и делай, что велено.

— А ты?

— А я побуду с князем. Прослежу, чтобы он не напутал чего, не натворил дел. Славяне — очень ненадежный народ.

— А все-таки, если я в детинце ничего не узнаю?

— Спрашивай за воротами. Не мне тебя учить. Иди. Нет, подожди. Ты заметил ухаря, который рядом со Святополком стоит?

— Да.

— Будешь выходить, глянь ему в лицо. Запомни его хорошо. Запомни надолго. Его нужно будет обязательно найти. Не сейчас, а потом. Но найти обязательно. Мне необходимо будет с ним поговорить.

Рагнвальд кивнул и пошел к двери. По пути он чуть не споткнулся о торчащую из земляного пола рукоять.

* * *

Подкреплений не было. Ярослав на них и не рассчитывал так скоро. Гонец доложил, что Святополк переправляет часть войска через Днепр всего в трех аржах к югу, намереваясь, очевидно, заступить на юго-западный хувудваг. Ярослав и Жискар забрались на стену детинца. Да, перемещения на юге действительно имели место.

— Запереть, что ли, ворота? — размышлял Ярослав вслух. — А, Жискар? Выстоим до прибытия подкреплений?

— Большой город какой, — сказал Жискар рассеянно. — Красивый… Есть красивые женщины… А городскую стену нужно строить из камня.

— Да, — согласился Ярослав. — Именно. Что ж, посылай биричей, пусть собирают народ на торге.

— На торге? — удивился Жискар. — Что есть торг?

— Foire, — объяснил Ярослав. — Э… Le… la?… marché.

— О! Это который внизу?

— Да, на Подоле. Иди, иди. Через два часа чтоб все собрались. Сколько тут жителей? Тысяч семьдесят, восемьдесят. Поместятся.

* * *

Морковник Грыжа, живший неподалеку от Подола и услышавший от сиплого бирича, что князь будет нынче же говорить на торге, вернулся в дом, съел обед, без излишней жестокости побил жену, приговаривая «А вареники-то перепрели, хорла, перепрели вареники-то», умылся наскоро и проследовал на торг. Народу там оказалось ужас сколько, и Грыже, человеку в принципе не злому, но увлекающемуся, пришлось действовать плечами, локтями, и даже коленями, чтобы пробить себе путь в первые ряды. Удивительно, как в городе умещается столько разного народу, думал Грыжа, придерживая рукой кошель в кармане портов, чтобы не схвитили. И все разные. Вот стоят сынки боляр, держат в руках пучки укропа — это чтобы досадить новым властям, мол, вот при Добрыне, отце народном, было замечательно, а теперь вон чего. Вот просто тупые ремесленники. Вот старики и старухи, им близко не подойти, они немощны. Вон священники в длинном. Вон купцы. Как много всяких. Вон холопы. Да. А вот и князь. Ишь как едет на коне, с ратниками. Интересно, слезет он с коня, перед тем, как говорить, или нет? Грыжа тронул за плечо стоящего рядом ремесленника.

— Три медяка закладываю, братец, что князь не слезет с коня.

— Пес ети твою мать, — взволновался ремесленник. — Напугал! Чего ему слезать?

— На ногах-то говорить удобнее.

— Это тебе удобнее, потому у тебя коня нет.

— Люди добрые, киевляне, дети мои! — крикнул князь и спрыгнул на землю.

— Видишь? — сказал Грыжа.

— Так он сначала заговорил, а только потом слез.

— Нет, ты проиграл.

— Нет, не проиграл.

— Три медяка проиграл.

— Мы не договаривались.

— Нет, договаривались.

Кругом заинтересовались спором.

— Дети мои, — сказал Ярослав. — Сюда идет Святополк с тысячами воинов. Город не удержать, да и не хочу я, чтобы жители Киева гибли понапрасну. Мы уйдем. Мы дадим Святополку бой, но не в Киеве. Киев слишком хорош для этого. Дети мои, оставляю я вам киевскую казну нетронутой, дабы не наложил на вас Святополк дань непосильную, найдя ее пустой.

— Пусть катится обратно к своим астерам, — сказали в толпе не очень громко. Где-то захихикали. Никому и в голову не пришло, что Ярослав мог услышать. Но он услышал.

— Дети мои, — сказал Ярослав, качая головою. — Я плоть от плоти вашей.

Никто не понял, что это реплика на сказанное в толпе.

— … И Святополк тоже. Я хочу, чтобы вы жили хорошо. Святополк тоже этого хочет. Разница лишь в том, что я знаю, как это устроить, а Святополк не знает. Я не хочу кровопролития на ваших улицах, и потому ухожу. Святополк хочет, и потому идет сюда.

Те, кто все еще слушал князя, переглянулись в недоумении — к чему это он?

Что-то я не то говорю, подумал он. Или они как-то не так реагируют. Тупые. «Не говори народу всякую истину…» вспомнил он. Ага. Нужно говорить так, чтобы было интересно народу. Сказку им рассказать, что ли. В истории не было еще правителя, который, вместо речей, всем надоевших и в конечном счете бессмысленных, рассказал бы народу сказку. Или прочел бы какие-нибудь вирши. Не стать ли первым? Впрочем, нужно оставить здесь о себе хорошее впечатление. А вирши не все любят, да и сказки тоже. Говорят, что народ — как дети. Врут. Народ — как баба капризная. Сколько дней Святополк их тут поил? Мне докладывали, да я запамятовал. Не больше четырех.

Морковнику Грыже попали локтем в ребро. Он хотел уже было высказать возмущение по этому поводу, но тут увидел, что попавший — печенежский подросток лет четырнадцати. Подросток знал, что попал именно локтем именно в ребра Грыже, и попал потому, что привык передвигаться в пространстве экспансивно, не заботясь о том, причиняют ли его методы передвижения неудобство другим, и извиняться не собирался. Грыжа промолчал.

— Всех хозяев крогов прошу пожаловать в детинец, — сказал Ярослав. — Плачу им вперед, пусть поят всех желающих бесплатно следующие пять дней. Не забывайте меня, дети мои. Надеюсь…