Бронепароходы - Алексей Викторович Иванов

тротуаров. На бурых кручах Дятловых гор вздымались краснокирпичные стены и башни кремля; тесовые крыши и шатры обметало инеем.

Фуникулёр, конечно, не работал. Хамзат Хадиевич пешком двинулся к Зеленскому съезду. Он знал, где раньше жил Алёша Якутов.

Благовещенская площадь, Архиерейский сад, Кулибинское училище, здание удельного управления, дом пароходчицы Якутовой… Вход со двора по чёрной лестнице на второй этаж… Мамедов постучал в фанерную дверь.

В узкую щель, не снимая цепочки, настороженно выглянула высокая женщина — темноволосая, красивая по-дворянски, но измождённая и нервная. Мамедов отступил назад, чтобы его было видно.

— Настасья Лвовна, я дрюг вашего сина, — сказал он.

— Вы старше его втрое, — зло ответила женщина. — Убирайтесь!

— Альоша поэхал за сэстрой в Пэрм. Он смэлый, но глюпый. У нэго в комнатэ за шкафом спрятан нэмэцкий пэхотный нож.

Женщина отодвинулась за дверь и затихла. Хамзат Хадиевич понял, что она плачет. Потом цепочка в проёме звякнула и упала.

В маленьких комнатках было опрятно и бедно. Настасья Львовна усадила Мамедова за круглый стол с кружевной скатертью и зажгла примус. Вместо чайника она поставила на огонь изящную посеребрённую турку.

— К чаю могу дать только хлеб, господин Мамедов.

— Ны к чьему, Настасья Лвовна.

Пока Хамзат Хадиевич рассказывал, Настасья Львовна тонкими пальцами ощупывала свой лоб, словно у неё болела голова. Забытая турка клокотала на примусе, и Мамедов, потянувшись, прикрутил барашек.

— Я думала, он погиб, — опустошённо призналась Настасья Львовна.

— Он жив. Я найду йэго и Катэрину и увэзу обоых в Москву к Шухову. Владымыр Грыгорьич мнэ нэ откажет. Обэщаю, Альоша будэт в бэзопасносты.

Настасья Львовна посмотрела на Мамедова измученными глазами.

— А вам это зачем, Хамзат Хадиевич?

Мамедов огладил полуседую бороду.

— Он станэт вэликым ынженэром.

Этот странный азиат говорил странные слова — неуместные в разорённом городе посреди разорённой страны. Но в странных словах была спасительная вера в будущее, было уважение к божьему дару, и Настасья Львовна Якутова, знаменитая пароходчица, женщина волевая и строгая, снова заплакала.

…От дома Якутовых на Большой Печерской Мамедов отправился на Ярмарку: мимо Архиерейского сада и на Осыпную, далее через Театральную площадь и провал Почаинского оврага, потом вниз по Сергиевской до съезда и на плашкоутный мост. За год большевистской власти город обветшал и продырявился разбитыми витринами, сорванными с петель воротами в арках и поваленными оградами. Огромная Ярмарка обезлюдела: мёртвые пассажи, безмолвная громада собора, мусор и хлам на Кулибинской улице, череда пристаней без пароходов, чайные склады без чая. Нобелевский городок с могучими белыми цистернами находился на берегу Волги за Ярмаркой.

Господина Скворцова, управляющего, Мамедов отыскал на квартире. Василий Павлович паковал вещи для отъезда.

— Компании «Бранобель» больше нет, — сказал он. — Сам Нобель бежал из Ставрополя от красных. Хагелин в Стокгольме, Тулин умер от оспы, Белямин в Киеве. Бакинские промыслы захвачены мусаватистами, турки отказались проводить денационализацию, и Лесснер бессилен; он занимается спасением армян от резни, прячет их на «Вилле Петролеа». А в Петрограде брошены в тюрьму Йоста и Эмиль. Сделка с большевиками провалилась.

Йоста и Эмиль Нобели, члены совета директоров, были младшими братьями Эммануила Людвиговича. Мамедов понял, почему в Сарапуле его арестовали: большевики задумали обезглавить компанию.

— Сможете прыстроить мэня на поэзд? — тотчас спросил Мамедов. — Мнэ надо в Пэтроград. Я должен вытащит Эмыля и Йосту.

Хамзат Хадиевич принял это решение мгновенно. Он не сомневался, что Алёше в Уфе ничего не грозит, Горецкий его сбережёт, а младших Нобелей надо было выручать немедленно — их могли и расстрелять.

— Начальник Московского вокзала мой друг, — ответил Скворцов. — Смогу.

…До вокзала они шли грязной просёлочной дорогой по выпасам и через село Гордеевское. На станции свистели паровозы, лязгали буфера эшелонов, скрипели буксы; всюду без всякого порядка сновал народ, люди пролезали под вагонами; из теплушек красноармейцы выводили лошадей. Скворцов оставил Хамзата Хадиевича на перроне караулить багаж и отправился за билетами.

Мамедов терпеливо ждал — и вдруг в потоке пассажиров увидел Лялю. Ляля пробивалась сквозь толпу под руку с мамой, а за ними два матроса несли их вещи — саквояж и обмотанный ремнями чемодан.

— Максимушка, будь внимательней!.. — тревожно оглядываясь, говорила Екатерина Александровна. — На вокзалах всегда жулики, я-то знаю! Выхватят чемодан — и не догнать!.. Ты не за ручку его держи, а руками прижми к себе!..

Ляля тоже увидела Мамедова.

От недавней близости их отделяло всего несколько часов — а казалось, что несколько лет. Глядя на Лялю, Мамедов молча приложил два пальца к сердцу. Ляля мягко улыбнулась в ответ и незаметно махнула рукой на прощанье.

Часть восьмая

ДОЖИТЬ

01

Затоны замерзали раньше, чем реки, и в середине ноября Нижняя Курья встала. Тонкий первый снег, слишком белый и потому ещё неживой, покрыл и береговую кручу, и лёд, и дамбу, словно маляр плотно заровнял извёсткой и твердь, и хляби. Обындевелые пароходы и баржи будто вросли в природу.

Иван Диодорович любил этот робкий холод, любил этот свежий хруст под ногами. Алёшка же, топающий впереди, как всегда, и думал, и говорил о своём.

— Какого пса, дядя Ваня, они сделали колёсное судно, если в Коломне уже придумали сводчатую корму для винтов? — возмущался Алёшка.

Он имел в виду наследников пароходчика Любимова, которые построили на Коломенском заводе дизельный лайнер «Урал» с гребными колёсами.

— Ну не все же такие умные, как ты, — ответил Иван Диодорович.

Они как раз и направлялись посмотреть «Урал».

Алёшка был рьяным поборником теплоходов, то есть судов с дизельным двигателем. Но дизели давали слишком большие обороты на вал, и для них требовались винты, а не колёса. Для винтов же на реках не хватало глубины. Решение проблемы нашли инженеры Коломенского завода. Они разработали для теплоходов особую форму кормы — сводом. Винты оставались верхними лопастями на воздухе и не задевали дно, а нужную воду при вращении сами нагребали для себя под свод. «Кавказ и Меркурий» заказал сразу целую серию таких теплоходов — это и довело его до продажи «Мазуту». А наследники Любимова предпочли не рисковать: на том же Коломенском заводе и в то же время их новый дизельный лайнер «Урал» был по старинке оснащён колёсами.

— Ну и как колёса на дизелях крутились? — скептически спросил Алёшка.

— Худо, — усмехнулся Иван Диодорович. — Обороты надо было убавлять, и оси пропускали через редукторы. А эти хреновины всё время ломались.

— Курице понятно, — важно кивнул Алёшка. — Нагрузка-то неравномерная.

— Любимовы одни лишь убытки несли от «Урала». То здесь он застрянет, то там. Пассажиры опаздывают, дерут страховку,