Наполеон: биография - Эндрю Робертс

должного эффекта{1651}. При этом он увеличил количество офицеров медслужбы – с 1085 (в 1802 году) до 5112 (1812), полевых хирургов – с 515 до 2058 человек{1652}. Этим немногочисленным врачам в Польской кампании пришлось разбираться с поистине огромным количеством пациентов. С октября 1806 до октября 1808 года во французских госпиталях лечилась 421 000 солдат. Даже в период труднейших боев раненых среди этих людей было менее четверти: остальные были больны, в основном страдали от лихорадки{1653}.

1 января 1807 года Наполеон, возвращаясь из Пултуска в Варшаву, менял лошадей на почтовой станции в Блоне и встретил там прекрасную белокожую блондинку. 20-летняя польская графиня Мария Колонна-Валевская, как он вскоре узнал, была замужем за помещиком-аристократом на целых 52 года старше{1654}. Наполеон подстроил новую встречу на балу, и графиня скоро стала его любовницей, к которой император сильно привязался. Одна из присутствовавших на балу дам (графиня Анна Потоцкая, автор злоречивого дневника) заметила, что после танца Наполеон «сжал руку» Марии, и она (Потоцкая) сочла это равносильным свиданию. По словам Потоцкой, у Марии была «аппетитная фигура, но не было мозгов»{1655}.

Наполеон быстро отозвал посланное Жозефине приглашение. «Между Майнцем и Варшавой слишком большое расстояние, – писал ей Наполеон через два дня после встречи с Марией. – Мне нужно многое уладить здесь. Думаю, тебе следует вернуться в Париж, где ты нужна… Я в порядке. Погода плохая. Люблю тебя всем сердцем»{1656}. На просьбы Жозефины позволить ей приехать Наполеон отвечал: «Меня беспокоит это сильнее, чем тебя; я хотел бы разделить эти долгие зимние ночи с тобой, но вынужден подчиниться обстоятельствам»[162]{1657}.

Наполеон навестил в Варшаве Раппа, раненного при Голымине в девятый раз – теперь в левую руку. «Ну что же, Рапп, – констатировал он, – вы снова ранены, и снова в свою несчастную руку». Рапп заметил: это неудивительно, ведь «мы всегда в гуще боя». «Когда нам исполнится по восемьдесят лет, мы, вероятно, прекратим воевать», – сказал Наполеон{1658}. То, что он намеревался прожить гораздо дольше отца, подтверждает и его письмо Дальбергу, относящееся к тому же периоду: «В шестьдесят пройдено всего две трети жизненного пути»{1659}.

Наполеон охотно позволил бы русским остановиться на зимних квартирах, но у Нея отчаянно не хватало припасов, и 10 января он, в полном противоречии с приказами, двинулся на север, надеясь захватить врасплох крупные склады в Кёнигсберге. Он знал, что в случае успеха Наполеон простил бы ему подобную авантюру. Неделю спустя Ней достиг Гейльсберга (совр. Лидзбарк-Варминьский в Польше) и наткнулся на прусский корпус Лестока. Это означало, что и Беннигсен повел скрытное наступление через Яньсборску пущу (совр. Пиская пуща; около 1300 квадратных километров) северо-восточнее Варшавы.

Показания пленных, захваченных Неем, а позднее и Бернадотом, позволили Наполеону воссоздать картину крупного наступления неприятеля к Висле. Он сразу увидел возможность нанести сокрушительный контрудар. Имея на юге столько войск, Наполеон решил действовать на фланге Беннигсена и, возможно, у него в тылу: чем дальше на запад уходили русские, тем легче становилось отрезать их от границы. Итак, Наполеон выступил из Варшавы к Алленштейну на реке Алле, в 160 километрах к северу. Вернувшемуся в 1805 году на действительную службу маршалу Лефевру (ему дали корпус) поручили осаду Данцига и оборону Торна. Ожеро перешел Вислу. Бернадот получил приказ занять позиции вдоль реки Пассарге (совр. Пасленка) и приготовиться отступать с боем через Эльбинг, если это понадобится. Тем временем Наполеон развернул вокруг Торна всю армию с юга на север. Даву защищал восточный фланг, а после того, как его сменил Ланн, повел свой корпус к Остроленке и Макову. К 19 января авангард Наполеона наткнулся на Беннигсена, идущего к Данцигу. Погода все еще была ужасной. «Еще не было похода тяжелее», – писал генерал-артиллерист Александр де Сенармон. Пушки вязли по ступицу, орудийная прислуга шла по колено в грязи{1660}. Вскоре земля подмерзла, но продвижение войск замедлил выпавший снег слоем выше метра.

27 января Великая армия шла ускоренным маршем на север, а Ней и Бернадот продолжали отходить на запад, заманивая Беннигсена в ловушку. «Я никогда не был здоровее, – похвалился Наполеон Жозефу, – и в силу этого я стал обходительнее, чем прежде»{1661}. В это время продолжался бурный роман с Марией Валевской. Наполеон обращался к ней на «ты» (tu), что прежде допускал лишь по отношению к Жозефине и персидскому шаху. «О, приди, приди же ко мне! – писал он ей. – Все твои желания будут исполнены, твое отечество сделается мне дорого, как только ты сжалишься над моим бедным сердцем». Несколько дней спустя, посылая ей букет из драгоценностей, Наполеон написал:

Соблаговоли принять этот букет; пусть это будет сокровенным знаком нашей любви среди человеческой сутолоки и залогом тайных наших сношений. Под взорами толпы мы сможем понимать друг друга. Когда я прижму руку к сердцу, ты будешь знать, что я весь стремлюсь к тебе, в ответ ты прижмешь букет к себе. Люби меня, моя очаровательная Мария, и пусть рука твоя никогда не отрывается от букета[163]{1662}.

Он был щедр к ней и до октября 1809 года подарил (в три приема) 50 000 франков[164]{1663}.

31 января, через день после того, как Наполеон уехал из Варшавы на фронт, казаки из передовых частей генерала Багратиона захватили курьера, везшего Бернадоту письмо Наполеона. Курьер не успел уничтожить незашифрованную депешу. (Наполеон требовал от своих адъютантов зашивать письма в каблуки сапог. «Адъютант в дороге может лишиться штанов, – как-то пошутил он, – но не депеши и не сабли»{1664}.) Наполеон приказал Бернадоту, предприняв скрытный ночной марш, соединиться с левым флангом Великой армии. В письме излагалась вся диспозиция, из которой стало ясно: Наполеон намеревается, напав с юга, отрезать русскую армию целиком. Беннигсен приказал немедленно и скрытно отступать к реке Алле{1665}. Не подозревая, что его планы сорваны, Наполеон продолжал в ужасную погоду идти на север по разбитым дорогам. Для полководца, важнейшим элементом стратегии которого всегда была быстрота, польские зимы оказались исключительно неудобными. 2 февраля Наполеон узнал, что Беннигсен, вместо того чтобы наступать к Висле, отходит к Алле, в безопасное место, и поспешил к Бергфриду, чтобы не дать русским уйти. Его сопровождали лишь пять пехотных дивизий, кавалерийский резерв Мюрата и часть гвардии. На следующий день Беннигсен перешел Алле, оставив для сдерживания французов арьергард. Наполеон не стал атаковать, и на следующий день русские ушли. «Я преследую русскую армию, – заявил он Камбасересу, – и намерен прогнать ее обратно за Неман»[165]{1666}.

6 февраля, когда Мюрат настиг русский арьергард в Гоффе, у моста через приток реки Фришинг, генерал Жан-Жозеф д’Опуль направил своих кирасир прямо на русскую батарею и захватил ее. Полчаса спустя Наполеон обнял огромного, шумного и грубого вояку перед строем дивизии. Верный себе д’Опуль, повернувшись к подчиненным, проревел: «Император вами доволен. И я доволен вами так, что готов расцеловать вас всех в зад!»{1667} В бою у Гоффа Мюрат потерял 1400 человек. Его противник, генерал Михаил Барклай де Толли, шотландско-литовского происхождения, потерял 2000 человек, но это позволило Беннигсену снова оторваться от преследователей{1668}. Единственным для Беннигсена способом защитить лежавший в 35 километрах севернее Кёнигсберг, не угодив при этом в ловушку, было дать бой у Прейсиш-Эйлау (совр. Багратионовск в Калининградской области), восточнопрусского города с 1500 жителями в 210 километрах от русской границы. У Беннигсена было около 58 000 человек. Кроме того, он ожидал скорого подхода Лестока с 5500 солдатами. Наполеон располагал 48 000, при этом в 20 километрах западнее находился Ней, а в 18 километрах к юго-востоку – Даву почти с 30 000 человек. У русских был огромный перевес в артиллерии: 336 орудий против 200 у Наполеона.

Шоссе Ландсберг – Кёнигсберг около 15 километров тянется между равниной и лесом и примерно в 2,5 километра от Прейсиш-Эйлау выходит на холмистую равнину, переходящую в небольшую возвышенность. С этого места Наполеону было хорошо видно обширную долину, ведущую