Дыхание снега и пепла. Книга 2. Голос будущего - Диана Гэблдон

* * *

Он нашел Джейми в «Синем кабане» в компании мужчин, над душами которых, судя по громкости разговора, Святой Дух уже потрудился: от «окаменелых покровов апатии» не осталось и следа. Когда Роджер вошел в помещение, шум у входной двери поутих. Но не из-за его присутствия – на него никто и не взглянул, – а оттого, что в центре зала разворачивались куда более зрелищные события.

А именно: Джейми Фрэзер и Нил Форбс, красные от жары, ярости и одного-двух галлонов выпитого спиртного, уперлись лоб в лоб и шипели на гэльском, как змеи.

Те немногие из присутствующих, которые понимали по-гэльски, переводили остальным ключевые реплики перебранки.

Ругаться на гэльском – целое искусство, которым Джейми владел в совершенстве. Хотя приходилось признать, что его соперник и сам был не промах.

Перевод сильно уступал оригиналу в красноречии, однако публика все равно была в восторге, приветствуя особо едкие остроты восхищенным свистом, улюлюканьем и взрывами хохота.

Роджер пропустил начало конфликта и понятия не имел, из-за чего разгорелся спор. Судя по всему, основные претензии сводились к обвинениям друг друга в трусости и спесивости. Джейми уличал Форбса в подлом и малодушном стремлении возвыситься в глазах окружающих за счет беззащитного Фогарти Симмса. А Форбс, заметив, что их перебранка оказалась в центре внимания, перешел на английский и заявил, что само присутствие Джейми в этом заведении оскорбляет каждого, кто искренне разделяет идеалы свободы и правосудия, ведь всем известно, что он на самом деле – чертов приспешник короля. Так что хватит быть напыщенным индюком и пускать пыль в глаза честным людям. И если он, Фрэзер, считает, что его, Форбса, можно одурачить подобными выкрутасами и пустой болтовней, в которой смысла не больше, чем в кукареканьи петуха, то он, Фрэзер, глубоко ошибается!

Джейми оглушительно хлопнул ладонью по столешнице, так что задребезжали стаканы, затем поднялся, глядя на Нила сверху вниз.

– Порочите мою честь, сэр? – прогремел он тоже по-английски. – Так давайте выйдем и решим дело, согласны или нет?

По широкому багровому лицу Форбса ручьями стекал пот, глаза сверкали от гнева, но было видно, что после этих слов его пыл поумерился. Роджер не видел заварушки на Кросс-Крике, но Йен рассказывал ему, как было дело, покатываясь со смеху. Дуэль – последнее, чего мог желать Нил Форбс.

– А у вас есть честь, чтобы ее порочить, сэр? – спросил Форбс, тоже встал и приосанился, словно выступая перед присяжными. – Вы явились сюда, корчите из себя большую шишку, пьянствуете и разгуливаете по округе, точно моряк, сошедший на берег с получкой в кармане. Как вы докажете, что ваши разглагольствования не обычное словоблудие? Я повторю: словоблудие, сэр!

Джейми стоял, опершись на стол, и не сводил прищуренных глаз с Форбса. Когда-то он точно так же смотрел на Роджера, и за этим взглядом тогда последовала потасовка, в общем-то, типичная для субботнего вечера в пабе Глазго, разве что чуть погорячее. По счастью, Форбс явно и слыхом не слыхивал про обвинения Мальвы Кристи, а то наверняка пролилась бы кровь.

Джейми медленно выпрямился и потянулся левой рукой к поясу. Люди заохали, а Нил побледнел. Однако кинжала Фрэзер не выхватил, а запустил руку в свой спорран.

– А на это… сэр, – проговорил он тихим спокойным голосом, – я вот что скажу. Я за свободу. И ради нее готов пожертвовать своим именем, состоянием… – тут он извлек руку из споррана и бросил на стол кошелек, две золотые гинеи и драгоценный камень, – и священной честью.

Повисла мертвая тишина. Все уставились на зловеще мерцающий черный бриллиант. Джейми перевел дыхание, пытаясь унять колотящееся сердце.

– Кто-нибудь обвинит меня во лжи?

На первый взгляд вопрос был обращен ко всем присутствующим, однако его взгляд был устремлен на Форбса. Адвокат начал покрываться красными и белыми пятнами, как протухшая устрица, но ничего не ответил.

Джейми опять подождал, забрал кошелек, деньги и камень и вышел. Часы на городской башне гулко и сонно пробили дважды.

* * *

Какой-то идиот – или ребенок – не закрыл калитку моего сада. И теперь я спешила по дорожке, надеясь, что с того момента прошло не так много времени. Если она была открытой всю ночь, олени могли съесть и латук, и лук, и саженцы на грядках, не говоря уже о…

Я вздрогнула и тихонько вскрикнула. В шею кольнуло будто раскаленной иголкой, и я инстинктивно шлепнула по месту укуса. Висок пронзила острая боль, как от удара электричеством, отчего в глазах резко посветлело, а затем расплылось от слез. Следом внезапно обожгло на сгибе локтя. Пчелы.