Неисповедимый Путь - Роберт МакКаммон

– Я сожалею о том, что произошло с твоим отцом, – сказал Билли Дюку.

– Спасибо. По правде говоря, в последнее время мы с ним не ладили. Сразу после окончания школы он отвез меня на призывной пункт военно-морских сил в Тускалузе. Так что я не попал в колледж, как хотел. Я попал во Вьетнам – тоже своего рода колледж. Я служил подрывником, но я думаю, что ты про это знаешь. Чудесно, а? Я – и подрывник! – Он попробовал улыбнуться, но его лицо было слишком печальным и усталым для этого.

– Чудесно? Почему?

Дюк долго молча смотрел на него.

– Ты…

Ты не знаешь, да? Ну да, откуда тебе. Я вернулся из Вьетнама в семьдесят первом с прострелянным бедром и Пурпурным Сердцем. Но это все равно продолжало съедать меня изнутри…

Поэтому я пошел к шерифу и все ему рассказал. Я отсидел – один год из положенных мне двух, и вышел недавно, в октябре. Но я хочу, чтобы ты знал, Билли, что это была не моя идея. Это не я ее предложил…

– Какая идея?

– Фейерверк, – тихо ответил Дюк. – Я думал, ты знаешь; я думал, все уже знают. Я был одним из тех ребят, которые подложили фейерверк в костер. Это…

Должно было послужить шуткой. Просто шуткой. Мы думали, что получится красочный салют. Мы думали, люди обрадуются. Клянусь, что не знал, что так рванет. Когда мой отец дознался до этого, то быстро сплавил меня в моряки. Я никогда не забуду ту ночь, Билли. Я плохо сплю. Знаешь, я до сих пор слышу звуки, которые они издавали. Билли…

Ты можешь узнать, остался ли кто-нибудь из них еще там, правда? Я имею в виду, что ты можешь поговорить с ними и помочь им?

– Они ушли, – ответил Билли. – Я уверен в этом.

Но Дюк отрицательно покачал головой.

– Нет, они все еще здесь. – Он открыл глаза и указал пальцем на свой череп. – Они все здесь, все до единого, кто погиб в ту ночь. Ты не сможешь помочь мне, да?

– Нет.

– Я так и думал. Я отсидел свой срок, был выпущен за примерное поведение. Отец хотел, чтобы я уехал на работу в Джорджию. Да… – Он прошел мимо Бонни и снял с вешалки свою шляпу. Это был головной убор работника заправочной станции. – Пойду на работу. Бензин не будет течь сам. Я думал, что ты все знал, Билли. Я действительно так думал.

– Они ушли, – повторил Билли, когда Дюк подошел к двери. – Тебе не нужно больше хранить их в себе.

– Да, – ответил Дюк. Он открыл дверь – маленький колокольчик весело звякнул у притолоки – и вышел.

Билли покачал головой; его глаза замутились, и Бонни взяла его под руку, чтобы поддержать.

– То, что произошло с сыном Фальконера, ужасно. Я слышал, что он погиб во время аварии самолета в мексиканской пустыне. Один Бог знает, что он там забыл. Я слышал, что он опустился, все забросил…

– Не все, – ответил Билли. – А только то, что не имело значения. – Что?

– Ничего, – Билли снова посмотрел на вышитую сову. Эту прекрасную работу должны видеть много людей. Он не мог придумать лучшего места, чтобы повесить ее. Пил коснулся его плеча.

– Билл, у меня есть прекрасная идея! Почему бы тебе и твоей юной леди не пообедать у меня сегодня вечером? Я позвоню жене, и обещаю вам такого жареного цыпленка, что пальчики оближете! Договорились?

– А для меня местечко найдется? – спросил Хайрам.

– Может быть. Черт…

Конечно! У нас найдется место для всех! Хорошо, Билли? Как ты на это смотришь?

Билли улыбнулся, посмотрел на Бонни, а затем кивнул.

– Мы на это смотрим очень положительно.

– Прекрасно! Тогда я начинаю трубить в рог!

– Куртис, – окликнул Билли Пила, когда тот направился к телефону. – Мне нужно повидать мать. Она на кладбище, да?

– О, да, конечно. Не беспокойся об этом. Мы хорошо заботимся о ней, Билли. Сам увидишь.

– Мы скоро вернемся.

Подходя к двери, Билли и Бонни услышали, как Куртис говорил по телефону:

– Ма? Сегодня вечером у нас будет настоящее торжество! Знаешь, кто…

– Большое мужество, – пробормотал Хайрам.

Пятнадцать минут спустя Билли и Бонни стояли у могилы Рамоны. Могила Джона Крикмора располагалась в нескольких футах от нее. Осыпавшиеся сосновые иголки покрывали землю, а между деревьев гулял холодный ветер. Билли чувствовал запах соснового сока: аромат жизни, ждущей весны, чтобы вырваться наружу.

В изголовье могилы Рамоны стоял надгробный камень. Гладко обработанный, он был прост, но горд. На камне были выбиты ее фамилия, имя, даты рождения и смерти, а подо всем этим рука мастера вывела печатными буквами: «ДОЧЬ ГОТОРНА».

Билли обнял Бонни. Он знал, что его матери здесь не было; ее тело вернулось обратно земле, как и полагается всем телам, но ее душа – та ее часть, которая делала ее не такой, как все – была где-то еще, все еще следуя своему Неисповедимому Пути. И его душа тоже уйдет туда, куда ушла ее. Он еще не раз встретит Меняющего Облик, потому что тот – земное воплощение Зла, но теперь он знал, что Орел всегда может победить змею. Смелость побеждает страх.

В нескольких футах от могилы Рамоны в кустах росло несколько крепких стеблей голденрода. Билли сорвал несколько штук, рассыпая по земле желтые цветы.

– Цветы для умерших, – произнес он. – И для живых.

Он протянул Бонни оставшийся стебелек и увидел, как засияли ее странные и прекрасные глаза.

Они стояли рядом под медленно бегущими по небу бело-серыми облаками. Ветер принес с собой снежные хлопья, которые цеплялись за их волосы и ресницы, и Билли вспомнил свои первые шаги по Неисповедимому Пути, когда он и его отец вышли из дома прогуляться по снегу и зашли в дом Букеров. Теперь рядом с ним должен идти кто-то другой…

Кто-то, кто понимает его и верит в него так же сильно, как и он в нее.

– Я знала, что ты вернешься, – сказала Бонни. – Я знала это. Ты оставил кусочек угля, и я подумала, что ты вряд ли оставил его надолго. Я хранила его в моей кровати все время, пока однажды утром он не исчез. Той ночью мне снился сон…

– О чем?

– О тебе, – ответила Бонни. – И обо мне тоже. Мы были…

Вместе и были старыми. Мы были уставшими, но это была хорошая усталость, вроде той, какую ты испытываешь после плодотворного труда и знаешь, что тебя ждет мирный сон. Я не знаю, где это было, но мы сидели на солнце и видели океан. Мы держались за руки. – К ее веснушчатому лицу подкрался румянец. – Я не знаю, почему, но после этого сна я поняла, что с тобой все будет в порядке. Я поняла, что ты вернешься. Чудно, да?

– Почему?

– Потому что это был первый сон, которого я не испугалась, – ответила Бонни.

Пора было уходить. Они спустились с холма к машине и сели в нее. Билли осознал, что его Неисповедимый Путь вот-вот утащит его – и, возможно, Бонни – очень далеко от Готорна. Жизнь и Смерть – это две части одной головоломки, части одного и того же загадочного процесса роста. Он надеялся когда-нибудь сам поработать в парапсихологических лабораториях, заняться исследованиями, узнать столько, сколько сможет; он хотел помочь понять другим, что Смерть – это еще не конец, и что сама Жизнь – удивительная тайна, полная загадок и случайностей.