Голливудские мужья - Джеки Коллинз

– Мать ее! – взорвался Дерк.

Хауэрд приложил руку к парику – проверить, все ли на месте. Дерк активно лысел спереди. Что толку в конском хвосте, если у тебя не лоб, а поляна?

Хауэрду забронировали номер в том же отеле, где жила Уитни. Перед тем, как отправиться к ней, он принял душ и переоделся.

Дверь люкса открыла ее дублерша, заодно выполнявшая и секретарские функции.

– Мистер Соломен! – обрадовалась она. – Слава Богу, что вы приехали. Уитни вас ждет.

Скрестив ноги, она сидела посреди кровати. Бледно-розовый тренировочный костюм, голубоватые кроссовки, надутые губки. Фирменные волосы заплетены в две школьные косички, на лице – никакого грима, хотя на кой черт он нужен при ее золотистом загаре?

Хауэрд вдруг получил привет от Санта Клауса – вот это да! Надо надеяться, что легкие серые брюки, которые он надел с немудреным свитером, это все-таки скрывают.

– Хауэрд! – возопила она. – Они собираются меня распять!

– Кто? – терпеливо спросил он, подсаживаясь на край кровати.

– Все!

И в ее аквамариновых глазах заблестели неподдельные слезы.

Эх… если бы она так же играла перед камерой…

– Расскажи мне все, как есть, малыш, – успокаивающе попросил он.

Губы ее дрожали от гнева, когда она изливала ему поток жалоб. Режиссера она не устраивает… Кларисса – стерва… съемочная группа – ни одной дружеской улыбки… Мэннон – просто мерзавец. Вся шайка объединилась против нее.

– Между прочим, Хауэрд, – закончила она негодующе, – я согласилась на второстепенную роль, хотя должна была играть главную.

– Знаю. – Он сочувственно кивнул. – И ты об этом не пожалеешь. Эта роль откроет перед тобой все двери. По моим сведениям, ты затмеваешь Клариссу, переигрываешь ее. Этот фильм – твой.

Лицо ее просветлело.

– Правда?

– Разве я стану тебе врать?

– Ты же знаешь, я тебе доверяю.

Лучше бы доверила мне себя, так и хотел сказать он, чувствуя, как елозит в штанах его напрягшийся прибор.

– Послушай, малыш, – сказал он, – худший твой враг – это ты сама. Давай завтра ноги в руки – и марш на съемочную площадку. Не выходя на работу, ты даешь большой козырь Клариссе. Она надеется таким путем тебя выжить. – Он сделал паузу, готовясь провести главную мысль. – А если будешь упираться… ну, Уит, тогда в игру вступят адвокаты, и я ничего не смогу сделать. Буду очень огорчен, если одним дурацким шагом ты зарубишь всю свою карьеру.

Она задумчиво смотрела на него, уголки рта опустились вниз. Лицо превратилось в маску.

А потом – словно солнце вышло из-за тучки – она улыбнулась. У Уитни Валентайн была самая ослепительная улыбка в мире.

– Черт возьми, Хауэрд, ты совершенно прав. За твою прямоту я тебя просто обожаю.

И, пододвинувшись на кровати, она его поцеловала.

Поцелуй предназначался щеке, но он ловко повернул лицо, и губы попали на губы. По-медвежьи схватив ее, он наградил ее своим фирменным засосом. О поцелуях Хауэрда Соломена легенды ходили еще в школе.

Она чуток поупиралась – для порядка, – и он захапал ее всю! Она поддалась! И последовал долгий, страстный, по-настоящему пылкий поцелуй.

Наконец, она оттолкнула его и сказала:

– Ах, Хауэрд, ну зачем это нам? Ты женат.

– Только на бумаге, – выстрелил он быстрее скорости звука. – После рождения Роузлайт у Поппи пропал всякий интерес к сексу. Доктора говорят, это психологическое. Мы пытаемся что-то сделать. Но я ведь все равно остаюсь мужчиной, Уитни. И довольно одиноким.

– Ну, такой уж и одинокий. У тебя столько возможностей… – голос ее стих.

– Этой минуты я ждал долгие годы, – произнес он возбужденно. – Ты, я… рядом никого…

Она поняла, что его рассказ о Поппи – чистая липа. Но интрижка с Хауэрдом, конечно же, укрепит ее положение на съемочной площадке и приведет в ярость Мэннона – может, теперь ему на нее и плевать, но если она закрутит роман с еще одним из его бывших друзей, Мэннон не будет в большом восторге.

– Попозже, – обещала она глухим шепотом. – После ужина. Только ты… и я.

– Забери от меня эту жуткую псину, – вскричала Силвер. – Умоляю, Уэс, он такой грязнущий!

– Вовсе нет, – возразил Уэс, потрепав Дворнягу по загривку.

– Может, еще скажешь, что у него нет блох?

– Не-а. Кроме этой.

Он сделал вид, что извлек из взъерошенной шерсти Дворняги насекомое и повел рукой в ее сторону.

Она истерично завопила, и он напополам согнулся от смеха.

– Шутка, – признался он. Сверкая глазами, она прошипела:

– Хороши шуточки! Надо же, вышла замуж за человека, у которого мозги десятилетнего ребенка!

– Полегче. Ты вышла за меня из-за моих денег.

– А-а, вот в чем причина.

– И из-за моего обаяния.

– Как же я о нем не вспомнила?

– И из-за моего большого инструмента.

– Видали и побольше, – фыркнула она.

– Ну да?

– Можешь не сомневаться.

– Тогда извольте взглянуть сюда, мадам.

И скоро они уже резвились на ее королевской кровати, а Дворняга взбудораженно носился по ковру и лаял.

– Убери… его… ради… Бога… – настаивала она.

– Сейчас?

– Да, сию минуту.

– Мне же придется от тебя оторваться.

– Сию минуту, Уэс. Не шучу.

Отрешенно заворчав, он скатился с кровати, схватил собаку за шировот и мягко вытолкал из комнаты.

– Чтоб я этого зверя больше здесь не видела, – распорядилась она, пристально глядя на идущего к кровати Уэса. Она не переставала восхищаться его телом. Какой мужчина! Сильный, и при этом – никакого самолюбования, никакой самовлюбленности. Актер, где увидит зеркало, сразу туда, протолкается через любую толпу. А Уэсу своя внешность – до лампочки. Природа наделила его какой-то животной сексуальностью – это она в нем обожала. Он не мог этого не видеть, в результате оба были счастливы.

Да, он моложе ее. И что? Дурацкие газетенки и колонки сплетен раздули из этого историю – плевать на них! Многие думали, что она вышла за него по самым заурядным причинам – молодого захотелось. Но не из колыбели же она его вытащила! Карлосу Бренту – за шестьдесят, а его нынешней подружке Ди Ди Дион – всего тридцать с хвостиком. Их разделяет не меньше тридцати лет, и никто – ни слова!

Уэс забрался в постель и дистанцинкой включил телевизор.