Фарамунд - Юрий Никитин

Он обхватил Тревора, обнял, но тот почему-то высвободился,сел на лавку. Глаза Фарамунда погасли, вспомнил, что Редьярд был ему троюроднымили еще каким-то племянником.

А Тревор тяжело опустился за стол, вздохнул. Плечи поднялисьи опали. Несколько мгновений он не мог говорить. Пугливо вошла молодая девушка,перед Тревором появился пузатый кувшин и два кубка. Она бросала робкие взглядына грозного конунга, для которого она предназначена на ночь, иначе бы ее ужепропустили через руки всех воинов в селении.

— Промочи горло, — посоветовал Фарамунд. —Раньше ты любил это вино. Или не это, но все равно — любил это дело.

Тревор довольно равнодушно налил себе в кубок, отхлебнул,тут же отставил. Глаза его не отрывались от столешницы.

— Рекс, — сказал он глухо. — Мне очень нехотелось ехать... Ты сам понимаешь... но у меня есть еще и племянница.

Фарамунд ощутил толчок тревоги.

— Что-то стряслось? — выпалил он. — Что сБрунгильдой?

Тревор удивленно вскинул брови.

— Ты ее еще помнишь?.. Прости... Она просит... Нет, онанастойчиво требует, чтобы ты обязательно прибыл к ней.

Фарамунд кивнул:

— Хорошо. Через пару месяцев... от силы, через три, явыйду на берег реки, тем самым обеспечу себе все земли по эту сторону. И послечего приеду. Мои военачальники без меня с охраной справятся.

Тревор сказал несчастным голосом:

— Конунг, она настаивает, чтобы ты прибыл немедленно.Понимаешь, она настаивает. Не спеши отвечать! Ты же знаешь, она ждет ребенка.Повитухи заметили, что у нее живот клином! В один голос говорят, что нас всехждет мальчик! Крепкий здоровый мальчик, которому расширять мечом пределы твоихвладений до... я уже не знаю! Он должен появиться через месяц. Если я задержусьв дороге, то могу уже увидеть ее с младенцем на руках!..

Фарамунд заколебался. За окном послышался конский топот,кто-то выругался, звякнуло железо. Фарамунд покачал головой:

— Не могу. А что все-таки случилось? Разве она в чем-тонуждается?

Тревор отвел глаза, пальцы его застыли на кубке. Вид у негобыл самый несчастный.

— Рекс... если бы я не знал ее раньше... я бы сказал...

— Что?

— ... что она нуждается в тебе.

На миг перед внутренним взором Фарамунда мелькнуло бледноелицо Брунгильды, ее гордо вскинутые скулы, гордый взгляд. В выжженной душешевельнулось нечто вроде сочувствия, но тут же встало во всей яркостипрекрасное лицо Лютеции, ее звездные глаза.

— У нее есть все, — ответил он упрямо. Он самчувствовал, что в его голосе недостает твердости, но что-то злое, мохнатое,несправедливое шевелилось неспокойно, царапало душу, и он, чувствуя неправоту,повторил громче: — У нее есть все.

Тревор отодвинул кубок, поднял голову. Их взглядывстретились.

— Как скажешь, рекс...

Фарамунд выкрикнул зло:

— Хочешь сказать, что я не прав?

— Не прав, рекс — сказал Тревор прямо.

— Да что ты знаешь... — прорычал Фарамунд, голосзадрожал и упал до шепота. Он ощутил, что в глазах снова защипало, а горькиеслезы начали наполнять плотины. — Что ты можешь знать... Пусть рожает, еесына объявлю наследником всех земель. Он примет титул рекса...

— А ты, рекс?

— А мне он нужен? Я для своего племени и так рекс. А онстанет рексом и для остальных правителей стран и государств.

Он видел, что Тревор чувствует глубокую тоску в его голосе.Оба некоторое время избегали смотреть друг другу в глаза, наконец Треворвздохнул:

— Надо быть мужчиной, рекс... и в этом.

— А я кто?

— Ребенок.

— Почему? — прорычал он.

— Прячешься от жизни, — ответил Треворпросто. — Мы все любим Лютецию. А она, там, из своего христианского раясмотрит на нас, и что же, она радуется твоим мучениям? Разве она не желаетсчастья тебе... и своей сестре? В конце концов, это у нее появится племянник!

Тоска стиснула горло Фарамунда. Он едва смог прошептать,слезы подступили и душили за горло:

— Это мог быть ее сын.

Тревор поднялся, взглянул на дверь. В глазах сочувствиестранно смешивалось с осуждением:

— Рекс, жизнь идет! Время лечит любые раны. А если нелечит, то это уже не раны, а язвы.

Тревор уехал в тот же день. Даже не захотел переночевать.Сказал, что успеет доехать до небольшого селения на той стороне реки. Фарамундс тяжестью в груди проводил его до выхода из дома, вернулся, допил вино.Тяжесть не исчезла, стало горько.

За окном быстро темнело. Высыпали звезды, все еще непривычнояркие, огромные. Пахнуло свежим хлебом.

В ночи послышался долгий протяжный вой. Фарамунд медленноповернул голову в сторону леса. Волк воет на луну, все привычно, но почемувоет... не так? Когда его отряд запевает дружную песнь, сразу заметно, ктосорвал голос или болен: за столом ли поют или сидя на конях, а здесь хоть нелюди, а весь мир отдался лунной песне: деревья, травы, звезды, лесные звери...но этот волк... он не поет...

Он подает сигнал!

По телу прокатилась волна страха. Мышцы напряглись,очарование ночи слетело, как исчезает утренний сон, когда с разогретого телагрубо срывают теплое одеяло.

Кончики пальцев пробежали по поясу, проверяя: на месте ли рукоятьножа. Настолько привык к его тяжести, что перестал замечать, но сейчас отшероховатой рукояти по телу разлилось ободряющее тепло...

Вой повторился, уже ближе. Фарамунд отступил в тень,прислушался к звукам в доме. Внизу глухо звякнуло, словно женщина уронилаполовник, в трех шагах невидимый в тени Рикигур сопел и шумно зевал.Заскрипело, это он чешется, словно водит точильным камнем по лезвию меча.

Послышался шумный вздох. Фарамунд прислушался, чересчуртихо. Все так же, прижимаясь к стене и избегая лунного света, пробрался кзакутку. Под сапог попалось что-то выпуклое, глаза с трудом рассмотрели щит.Рикигур крепко спал, привалившись к стене. Нижняя челюсть отвисла, головузакинул, в полутьме его раскрытая глотка казалась темной норой.

Вой раздался у самых ворот. Сердце стучало бешено, пальцымедленно сомкнулись на рукояти ножа. Он заставил себя сделать глубокий вдох, вглазах чуть посветлело, кровавая пелена ночью кажется серым туманом, ножвыставил лезвием вперед и вжался в простенок.

Двор как на ладони. Черное тело метнулось через забор. Вярком лунном свете Фарамунд отчетливо рассмотрел длинное черное тело огромноговолка. Тот упал на все четыре лапы, блеснули длинные клыки, тут же волкметнулся к крыльцу.