Дом горячих сердец - Оливия Вильденштейн

захлопываются, когда её прекрасный голос не освещает тьму, сгущающуюся между моими висками. Но затем я слышу глухой кашель, и мои веки раскрываются.

«Взлетайте», — приказываю я своим людям.

Все они покрываются перьями и сливаются с темнотой звёздного неба.

Я разделяюсь на пять воронов, их взгляды устремляются на вход в пещеру и белую точку прямо за ним. Люсинский солдат спотыкается о кусок обсидиана, но хватается за стену пещеры и, моргая, смотрит на поле.

У фейри в руках нет оружия. Когда он продолжает ковылять вперёд, я наполняю его сознание образами солдат, которых я сегодня разорвал. Когда я показываю ему, как я собираюсь его убить, его штаны становятся липкими от мочи.

Два моих ворона сливаются вместе, и я шепчу ему, что оставлю его в живых, если он приведёт мне Фэллон.

И хотя его глаза косят из-за наркотика в его теле, он, заикаясь, бормочет:

— Я с-стер з-знаки с д-двери. Б-без них не войти.

«Как хорошо, что у тебя при себе кровь шаббианской ведьмы».

— Росси н-нарисовал их. Только он…

«Где кровь, которую он тебе дал?»

Он долго смотрит на свои ладони, затем переворачивает их и, моргая, продолжает смотреть на костяшки пальцев, а затем касается шеи.

— Я д-должно быть… д-должно быть уронил её.

«Нам убить его?» — спрашивает Рид, в тоне его голоса слышится нетерпение.

«Пока нет».

Солдату же я говорю:

«Кто ещё находится в пещере?»

Он качает головой, и его светлые волосы развеваются вокруг.

— Никто. Кроме… кроме…

Кожа между его бровями морщится, словно ему нужно хорошо обдумать мой вопрос.

— Капитана Даргенто.

При звуке этого имени взмахи моих крыльев замедляются, и один из моих воронов подлетает к входу в пещеру.

Когда мои глаза привыкают к полнейшей темноте, он говорит:

— Но он м-мертв. Заклинательница тварей у-убила его.

Кахол приземляется перед мужчиной и превращается в человека.

— Моя дочь убила Сильвиуса Даргенто?

Глаза фейри вылезают из орбит при виде моего генерала, который выше его на целую голову. Он похож на монстра — но он не монстр.

«Единственный здесь монстр — я».

— Д-да.

Воздух наполняет вонь от его промокших штанов.

— Ваша… — он сглатывает, — ваша д-дочь у-убила его.

— Как?

Ноздри испуганного фейри раздуваются, когда он пытается вдохнуть, и он продолжает в деталях рассказывать нам о происшествии, которое переполняет меня гордостью, но и одновременно подпитывает мою ярость.

— Это всё. Могу я… пожалуйста… вы…

Я прерываю его зарождающуюся просьбу.

«Принеси мне тело Даргенто».

— И затем вы меня отпустите?

Один из моих воронов влетает в пещеру, но моя кожа покрывается волдырями, а глаза начинает щипать. Здесь слишком много обсидиана. Вокруг разрушенной двери, на полу грота, среди груды древних костей точно мусор лежат черные лезвия и шипы — останки битвы при Приманиви.

«Принеси. Его. Долбаное. Тело».

Тон моего голоса заставляет солдата развернуться.

Он поскальзывается в грязи, что добавляет коричневых пятен на его белые штаны, после чего кидается в пещеру.

— О чём ты его попросил? — спрашивает Кахол.

«Принести нам тело мерзкого питомца Юстуса».

Одинокой солдат отсутствует несколько минут, но, наконец, появляется вместе с трупом.

Спина белого кителя капитана окрашена в алый цвет и порвана в трёх местах. Моя Фэллон должно быть пронзила его три раза. Я пытаюсь представить её с мечом, но этот образ только портит моё настроение. Я ненавижу то, что она оказалась в ситуации, когда ей пришлось сражаться за свою жизнь.

— Что планирует сделать Регио с моей дочерью?

Веки солдата открываются и закрываются множество раз.

— П-планирует?

Ноздри Кахола раздуваются.

— Зачем он увёл её в эти долбаные туннели?

— О.

Солдат проводит дрожащими пальцами по волосам, доходящим ему до талии, которые я планирую отрезать перед тем, как вонзить когти в его шею только для того, чтобы показать фейри, что я думаю по поводу их бессмысленного символа статуса.

— Я н-не знаю.

«Неправильный ответ».

Моё тело начинает растворяться, пока я не сливаюсь с дождём.

Солдат вытягивает руки вперёд, словно две слабые конечности смогут меня остановить. Я мог бы даже улыбнуться, если бы мою пару… девушку, способную снять моё заклятие… моё всё, не украли у меня и не привели в такое место, где я не могу её достать.

— К-король х-хочет, чтобы М-мириам…

«Чтобы Мириам?..»

Кахол теряет терпение и хватает мужчину за шею.

— Закончи уже это долбаное предложение, фейри.

У солдата вырывается всхлип.

— Что хочет от Мириам этот трусливый говнюк? — рычит Кахол, и светлые волосы мужчины отлетают назад.

— Я с-слышал, как они шептались о б-браке.

Моя кровь застывает в жилах.

Кахол запрокидывает голову.

— Браке?

— Между Заклинательницей змеев и нашим королём.

Кахол переводит внимание на чёрное пятно, в которое я превращаюсь.

Небо грохочет и вспыхивает.

«Я хочу разнести эту гору до рассвета!» — приказываю я своим людям, которые начинают долбить рыхлый серый камень своими железными клювами и когтями.

«Святая Морриган, я выпотрошу этого Регио и всё, что ему дорого!»

— М-могу я идти?

Кахол, должно быть, выпускает когти, потому что следующее, что я вижу — это то, как он держит в руках голову мужчины, которая больше не соединена с его телом.

— Я его убью.

Киан, который приземляется рядом со своим братом, говорит:

— Мне кажется, ты это уже сделал.

— Я имел в виду…

— Я знаю, что ты имел в виду.

Он поднимает на меня глаза, и, хотя они не наполнены пророчествами, как глаза его пары, я вижу, как слова Бронвен отражаются в его тёмных радужках: «Фэллон убьёт Данте».

Небо затихает, словно задерживает дыхание. Неужели Фэллон поэтому оборвала нашу связь, прокралась по потайной лестнице и уехала на лошади в долину? Чтобы исполнить пророчество?

Как она вообще узнала о том, как можно разорвать нашу связь? Может быть, Лазарус приготовил для неё эликсир? Если он ей помог, то пусть Морриган пощадит его душу.

— Дайя.

Кожа Кахола так сильно бледнеет под потёками чёрного макияжа, что я прерываю свои размышления и приземляюсь рядом с ним.

— Что насчёт Дайи? — спрашивает Киан.

— Я забыл спросить, была ли она в туннелях. Я забыл спросить…

Он начинает тереть свой нагрудник.

— Я забыл спросить, жива ли она.

Жалость к нему заставляет ложь сорваться с моих губ.

— Она жива.

Брови Киана изгибаются, а брови Кахола приподнимаются.

— Этот фейри рассказал мне об этом перед тем, как ты избавил его от способности говорить.

Делает ли меня монстром то, что я обманываю своего самого преданного друга?

А имеет ли это значение? Факт остаётся фактом — я существо из кошмаров.