Мужчины свои и чужие - Кэти Келли
Шрифт:
Интервал:
Теперь у нее не было денег, чтобы постоянно красить волосы, ушел в прошлое и маникюр дважды в неделю. Волосы стали длиннее, корни черные, макияж небрежен после долгого рабочего дня. О былой Кирстен напоминали только роскошная сумка из леопарда и огромное обручальное кольцо, которое Патрик не попросил вернуть.
– Как дела, сестренка? – спросила она, наливая себе чаю. – Что ты сегодня вечером делаешь? Я подумала, заеду, может, мы с тобой в кино сходим.
Эмма сдержалась и не сказала, что свое свободное время Кирстен вполне могла бы посвятить уходу за матерью. Это было бы несправедливо. В конце концов, у них с Питом ведь тоже своя жизнь, а Кирстен тосковала, после того как ее брак распался. Она теперь не могла позволить себе ничего из тех развлечений, к которым привыкла раньше. Она вела довольно одинокую жизнь и стала часто приезжать к Эмме с Питом, привозя новые видеокассеты и чипсы.
– Мы ничего не планировали, – сказала Эмма. – Пит работает допоздна, я даже ужина не готовила, закажем что-нибудь на вынос. Если хочешь, присоединяйся.
– Ага, – сказала Кирстен, – наверное.
Когда мать поела, Эмма повела ее наверх, чтобы заняться сложной процедурой переодевания блузки. Анна-Мари ненавидела переодеваться, и стоило Эмме расстегнуть одну пуговицу, как она начала орать, отбиваясь так, будто ей делали больно.
– Джимми! – жалобно взывала она. – Вели ей перестать!
– Мам, – сказала Эмма как можно спокойнее, увертываясь от ударов, – мы только сменим блузку. Ты же не любишь носить одежду в пятнах…
– Джимми! – завопила мать еще громче. «Интересно, где эта клятая Кирстен, когда она так нужна?» – подумала Эмма.
– Джимми, Джимми, Джимми…
Хлопнула входная дверь, и раздались тяжелые шаги по лестнице.
– Что ты с ней делаешь? – прорычал Джимми О'Брайен, появляясь в дверях с грозным лицом.
– Джимми! Джимми! Помоги мне!
– Я здесь! – заорал он, пытаясь обнять жену, но она начала вырываться. – Что ты с ней сделала? – набросился он на Эмму.
Эмма, уставшая за полдня возни с матерью, без сил опустилась на кровать.
– Ничего, – тупо сказала она. – Просто пыталась сменить ей блузку, она запачкала ее за ужином.
– К черту проклятую блузку! – крикнул Джимми.
И тут что-то в Эмме оборвалось. Она отпросилась на полдня в офисе, чтобы отец мог проработать целый день, зато накануне ей пришлось засидеться допоздна. К тому же матери удалось вылить целую бутылку чистящего средства для туалета на лестницу, и уборка заняла долгое время.
– Блузка – это очень важно, – сказала она спокойно и тихо, чтобы еще больше не расстраивать мать. – Маме нравится выглядеть хорошо. Она всегда придавала этому большое значение. Беда в том, что я не умею менять одежду на такой больной, как мама. Это может сделать только опытная сиделка.
– Послушай меня… – попытался перебить ее Джимми. Но Эмма встала и молча вышла из комнаты, не обращая внимания на требования отца немедленно вернуться. Кирстен подслушивала внизу у лестницы.
– Похоже, ты уходишь?
Эмма мрачно кивнула.
– Подожди, я с тобой!
В машине Эмма долго молчала. Начинала дико болеть голова. Ей хотелось закричать на саму себя за то, что снова оказалась трусихой, не посмела сказать своему проклятому отцу, что он может сделать со своей грубостью, дурным характером и неблагодарностью за ее усилия помочь. Элионор явно огорчится.
– Ты выглядишь несчастной, – заявила Кирстен, элегантно выскальзывая из машины с неизбежными чипсами и огромной плиткой шоколада. – Надеюсь, ты не собираешься звонить папе и извиняться за то, что ушла, не дав ему доругаться? Он терпеть не может, когда публика разбегается, если он только что разогрелся для хорошей ссоры. Ты плохая девочка.
Эмма слабо улыбнулась.
– .Сегодня я собираюсь устроить себе выходной. Готова посмотреть любой ужасный фильм, который ты притащила, и съесть кусок пиццы.
Пит бросил взгляд на напряженное лицо Эммы и сразу же возвестил, что они идут куда-нибудь ужинать.
– Плевать на деньги, – сказал он, обнимая Эмму. – Тебя надо развеселить.
Они пошли в маленький итальянский ресторан, где ели спагетти, запивая еду прекрасным красным вином, и закончили трапезу рюмками граппы, которой их угостил хозяин заведения. Кирстен весь вечер кокетничала с ним, он растаял, подвинул к ним стул и смотрел на Кирстен коровьими глазами.
Когда Эмма, пошатываясь, возвращалась к столику после посещения дамской комнаты, она услышала разговор между Кирстен и Питом, которые ждали счета.
– Знаешь, иногда мне хочется набить ему морду, , – говорил Пит с необычной для него злостью. – Когда я вспоминаю, сколько времени Эмма проводит с матерью, делает там все, черт побери… Ради нее я всегда молчал – считал, она вполне обойдется без еще одного наглого босса в своей жизни. Но когда-нибудь я обязательно скажу твоему отцу, что я о нем думаю!
– Из-за меня не отказывай себе, – беспечно сказала Кирстен. – Уж я ему цену знаю. Но дело в том, что Эмма должна воспротивиться ему сама. Не понимаю, почему она этого не сделала много лет назад.
Несмотря на вино и граппу, Эмма снова почувствовала себя несчастной. Алкоголь не в состоянии ей помочь. Она должна все сказать отцу. Но ему так много приходится сейчас переживать, что слишком жестоко еще ей ссориться с ним. В конце концов, не его вина, что у нее не хватило смелости остановить его много лет назад. А сейчас не время.
– Может, мне подольше посидеть в туалете, чтобы вы могли обо мне поговорить? – спросила она, подходя к столу и целуя Пита в лысину.
– Прости, радость моя, мы говорили только о вашем чертовом папаше, – виновато сказал Пит. – Я знаю, ты не хочешь, чтобы я вмешивался, но он не имеет права так с тобой обращаться. Ты для него вроде служанки, и я больше не стану это терпеть.
– Ох, Пит, – вздохнула Эмма, – у бедного папы сейчас столько забот. Не надо ничего говорить. Я сама, хорошо?
Кирстен и Пит одновременно пожали плечами.
На следующий день Эмма очень неохотно поехала к родителям. День выдался солнечным, на небе ни облачка. Как раз в такие дни они с Питом любили сидеть в своем садике величиной с носовой платок, греться на солнышке, читая воскресные приложения к газетам и довольствуясь какой-нибудь примитивной едой вроде яичницы. Вместо этого ей придется часа четыре присматривать за матерью, потому что у отца была назначена встреча с приятелем. Она с ужасом думала о том, что ее ждет, и чувствовала себя от этого виноватой.
Отец уже ждал ее у дверей, держа в руках пиджак и ключи от машины.
– Ты опоздала, – заявил он, проходя мимо. – Учти: я ее не кормил. У нее скверный день.
Оказалось, что это еще слабо сказано. Эмма обнаружила мать в спальне в окружении куч одежды, вытащенной из всех шкафов и ящиков. Носки, рубашки, блузки, брюки, платки грудами лежали вокруг нее. На ней самой ничего не было, кроме колготок. Она складывала вещи одну на другую, пока вся куча не рассыпалась, и тогда начинала снова. Длинные, когда-то ухоженные волосы были спутаны и немыты, лицо не накрашено, хотя раньше мать очень следила за собой.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!