Библия языка телодвижений - Десмонд Моррис

Превратившись из собирателей плодов в охотников, люди столкнулись с тем, что их зубочелюстная система не слишком приспособлена для расчленения трупов свежеубитых животных. Эту проблему человек решил двумя способами: разделывая добычу и подвергая её кулинарной обработке.

Разделывать тела добытых на охоте зверей мы научились сотни тысяч лет назад. Первоначально для свежевания и разрезания мяса использовались простые каменные резаки. Камень уступил место меди, медь — бронзе, бронза — железу, железо — стали, а знатные особы пользовались ножами из серебра и золота. Почти все старинные металлические ножи были заострены и выполняли две функции: сначала ими отрезали кусок мяса, затем этот кусок протыкали острием и отправляли в рот. К сожалению, заостренные ножи могли стать опасным оружием, потому в 1699 году французский король Людовик XV, боявшийся покушений, запретил столовые ножи с острыми концами. С тех пор повелось изготавливать столовые ножи с тупым концом. Эти ножи немало способствовали популярности другого важного инструмента для разделывания мяса — вилки. В конце концов, вилка превратилась в незаменимый столовый прибор, и постепенно более древний способ питания — при помощи одной руки — был вытеснен более современным при помощи двух рук. Поскольку нож с древних пор держали в правой руке, вилку неизбежно стали брать левой. В некоторых странах, например в США, вилку держали в левой руке не всё время, а лишь тогда, когда нужно было придержать кусок мяса, чтобы его смог разрезать нож в правой руке. После этого американцы откладывали нож в сторону и не ленились перемещать вилку в правую руку, чтобы, подцепив ею кусок мяса, донести его до рта. Смелая попытка вилки занять место ножа в правой руке в большинстве случаев не удалась. Почти повсеместно столовые приборы принято держать в двух руках: нож в правой, вилку в левой. Важное исключение составляет Восток, где едят палочками. На Востоке люди питались в основном не за столом, потому едок должен был научиться, держа горшочек с едой в одной руке, управляться с его содержимым другой рукой. Хотя палочки не столь эффективны, как нож и вилка, лучшего способа управляться с едой одной рукой человечество не придумало. По мере того как на Восток проникает западная культура, палочки, надо думать, будут постепенно исчезать из обихода.

Ножи и вилки, а также ложки, щипцы и другие столовые приборы, которые можно найти на современном столе, являют собой, по сути, продолжение наших зубов, помогающее нам откусывать, перемалывать и пережёвывать пищу. Вместе эти принадлежности заменяют нам все типы зубов и клыков, какие только породила эволюция, не добавляя при том ни грамма кости к зубам, которые имеются у нас от природы. Кроме того, им помогает то, что мы называем «готовкой». Обработка пищи на огне (и проваривание её в водах горячих источников) — древний способ сделать пищевые объекты более мягкими и уменьшить нагрузку на наши не приспособленные к грубой пище челюсти. Запекая, варя, жаря и туша растительную или животную пищу, мы меняем её структуру. Мы ломаем твердые оболочки клеток овощей, размягчаем твёрдые зёрна и мясные волокна. Кроме прочего, в процессе тепловой обработки пищи мы улучшаем её вкус и уничтожаем паразитов. Возможно, подавая блюдо тёплым, мы воскрешаем воспоминания о естественном тепле свежеубитой добычи и температуре нашего первого пищевого объекта, который неизменно дарил нам успокоение, — молока из материнской груди.

Желая сохранять пищу съедобной, мы стали её коптить, солить, сушить, консервировать, замораживать, а с недавних пор — подвергать глубокой заморозке и замораживать, попутно обезвоживая. Овладев искусством разделки, готовки и консервирования, мы сумели добиться того, чего никогда не добились бы при помощи одних зубов. Каждый из нас съедает около тонны пищи в год, что означает, что за жизнь мы пропускаем через себя в среднем 60 тонн пищевых продуктов. Наблюдать этот процесс в действии — значит видеть причудливое сочетание древних традиций и современных навыков, сложную смесь первобытных привычек и технологических прорывов.

Биология спорта — современного охотничьего ритуала

Занятия спортом — это, по сути, видоизмененные формы охотничьего поведения. С биологической точки зрения современный футболист является членом замаскированной группы охотников. Его оружие превратилось в безвредный мяч, его жертвой стала сетка ворот. Достигая цели и забивая гол, футболист радуется так же, как древний охотник, убивший зверя.

Чтобы понять, как произошло это преображение, мы должны вновь обратиться к нашим далёким предкам. Около миллиона лет подряд они оставались охотниками, которые учились нападать на зверей в команде. От результата охоты зависело само существование членов племени. Неудивительно, что в итоге изменились и их тела, и их образ жизни. Люди научились преследовать добычу, бегать, прыгать, целиться, бросать камни и убивать. Сотрудничая, умелые охотники чаще возвращались домой не с пустыми руками.

Около десяти тысяч лет назад после невероятно долгого «охотничьего» периода, способствовавшего эволюции человечества, наши предки превратились в земледельцев и скотоводов. Развившийся интеллект они использовали теперь для того, чтобы согнать, подчинить себе и одомашнить зверей, на которых прежде охотились. Внезапно охота оказалась никому не нужной. Пища ждала людей в загонах и на полях, охотиться на неё не имело смысла. Связанные с охотой риск и неопределённость перестали быть необходимыми для выживания.

Однако охотничьи навыки и потребность в охоте никуда не исчезли. Охоту по необходимости заменила охота ради спортивного интереса. Люди действовали в точности как их предки-охотники, но теперь они стремились к успеху не потому, что могли умереть от голода. Вместо этого охотники-спортсмены демонстрировали умение загнать и убить добычу, хотя от этого их жизнь уже не зависела. Убитых зверей можно было съесть, однако существовали и куда более лёгкие способы добыть на обед мясное блюдо. Охота сделалась самоцелью. Со временем появились охотники на крупного зверя, которые никогда не ели добычу, вешая вместо этого головы убитых животных на стену своего дома, и охотники на лис, иногда разводившие животных, которых впоследствии выпускали и убивали. Никто уже не притворялся, будто погоня за зверем и его убийство необходимы для выживания. Животных стали убивать ради самого убийства.

Столетиями главными «видами спорта» оставались подобные кровавые развлечения, в то время как бескровный спорт, столь популярный сегодня, не получал сколь-нибудь широкого распространения. Определение английского слова sport в старинном словаре таково: «Времяпрепровождение, при коем предпринимается попытка поймать либо убить дикого зверя». Но по мере того, как развивалась и расцветала цивилизация, население увеличивалось, и лишь люди, обладавшие богатством и властью, могли позволить себе наслаждаться таким «времяпрепровождением», как охота на диких зверей. В простых людях древнее стремление к охоте подавлялось. Римляне решили эту проблему, перенеся охоту в города, на большие арены, где тысячи зрителей могли наблюдать убийство зверя вблизи. Традиция такой охоты жива и сегодня — достаточно вспомнить испанскую корриду.

Решить проблему можно было и по-другому — трансформировав охоту во что-то ещё. Внешне спортивные состязания не слишком походили на охоту, но на деле они сохраняли все её элементы. Ключевым моментом стало осознание того, что съедать добычу вовсе не обязательно. Если так, стоит ли утруждать себя убийством съедобного зверя? Зачем вообще убивать животных? Главное — сохранить охотничий азарт, а убийство вполне может быть и символическим. В итоге греки создали современный спорт. В число спортивных состязаний вошли погоня (бег по стадиону), прыжки, метание (диска и копья). Спортсмены совершали требующие отменной физической подготовки действия, те самые, которые в свое время совершали охотники, и лишь кульминация стала другой: убийство не настоящее, а символическое, в форме «победы».