Фатальная ошибка - Джон Катценбах

Подойдя к стенному шкафу, он раскрыл двойные дверцы. Половина, которую некогда занимали вещи матери, была пуста. Во второй половине висели вещи отца: брюки, рубашки, спортивные пиджаки и галстуки, которые он никогда не надевал.

Оставив дверцы шкафа нараспашку, Майкл О’Коннел прошел к стеклянной раздвижной двери, выходившей на задний двор. Дверь была заперта. Он прижал лицо к стеклу, вглядываясь в темноту, затем отпер дверь и вышел во двор, не обратив внимания на окрик отца: «Какого хрена ты там делаешь?»

Посмотрев направо и налево, он убедился, что во дворе спрятаться негде. Постояв, парень вернулся в дом.

— Я проверю погреб! — крикнул он. — Ты избавил бы меня от лишних хлопот, если бы сказал, где она. А не скажешь, так мне придется выколачивать ответ.

— Давай-давай проверяй. И нечего мне угрожать. Не воображай, что я тебя боюсь.

«Это мы увидим», — подумал Майкл О’Коннел.

Одностворчатая дверь в коридоре вела в подвальное помещение. Там было темно и душно, полно пыли и паутины. Однажды, когда ему было девять лет, отец запер его в подвале. Мать ушла, а он чем-то рассердил отца. Двинув сына по уху, отец спихнул его вниз по лесенке и запер в темноте на целый час. Стоя на лесенке, мальчик думал, что больше всего ненавидит своих родителей за то, что, сколько бы они ни орали и ни дрались, это, казалось, лишь сильнее привязывало их друг к другу. Все, что должно было бы вести к их разрыву, лишь укрепляло их отношения.

— Эшли! — крикнул он. — Ты здесь?

О’Коннел включил свисавшую с потолка лампочку и при ее тусклом свете заглянул во все углы. В подвале никого не было.

В груди у него закипал гнев, растекавшийся по рукам и сжимавший пальцы в кулаки. Он вернулся в гостиную, где отец ждал его.

— Она ведь была здесь, да? — спросил Майкл О’Коннел. — И говорила с тобой. Я приехал слишком поздно и не застал ее. А она велела тебе наврать мне, что ее не было, так?

— Полный бред, — пожал плечами отец.

— Скажи мне правду!

— Я и говорю тебе правду. Не имею понятия обо всем этом.

— Если ты не скажешь мне, как она приехала, что говорила и куда делась, тебе не поздоровится. Я не шучу. Тебе будет очень-очень больно, а мне будет плевать на тебя, как и всегда. Лучше признайся, что ты ей сказал, когда она приехала?

— Слушай, ты либо еще более чокнутый, чем я думал, либо совсем тупой. Не могу вот только сказать пока, что точнее.

О’Коннел-старший приложил бутылку ко рту и откинулся в кресле.

Майкл сделал шаг вперед и, размахнувшись, выбил бутылку из его рук. Ударившись о стену, бутылка разбилась. Отец никак не реагировал на это, лишь проследив глазами за полетом бутылки. Затем произнес, глядя на сына:

— Мне всегда хотелось знать, кто из нас подлее.

— Пошел на х… Лучше отвечай на вопрос!

— Дай-ка мне сперва другую бутылку.

Майкл О’Коннел схватил отца за рубашку и наполовину приподнял его с кресла. Отец в тот же миг вцепился в воротник свитера сына сзади и так сильно закрутил его, что Майклу стало трудно дышать. Между их лицами было всего несколько дюймов, они сцепились взглядами. Наконец О’Коннел оттолкнул отца, тот тоже отпустил сына.

Парень подошел к телевизору:

— Это здесь ты проводишь вечера? Напиваешься и пялишься в ящик?

Отец ничего не ответил.

— Слишком много этого идиотизма вредно для человека. Ты что, не знаешь?

Выждав секунду, чтобы насмешка дошла по назначению, парень нанес по телевизору удар ногой на манер каратиста. Телевизор рухнул, экран разлетелся на множество осколков.

— Ах ты, ублюдок! Ну подожди, ты заплатишь за это!

— Да ну? Давай я разобью еще что-нибудь, — может быть, тогда ты скажешь мне, что тут у вас произошло. Сколько она пробыла здесь? Что она тебе пообещала? Что ты должен сделать?

Не дожидаясь ответа, он подошел к книжным полкам и смел с одной из них на пол стоявшие там безделушки и фотографии.

— Эта дребедень осталась от твоей матери, так что мне наплевать.

— Ты хочешь, чтобы я нашел что-нибудь более ценное для тебя? Что она тебе сказала?

— Слушай, малыш, — проговорил О’Коннел-старший сквозь зубы, — я не знаю, что за хвост тянется за тобой и во что ты ввязался. Это какие-то денежные разборки?

Майкл посмотрел на отца:

— Ты о чем?

— Что за люди тебя ищут, малыш? Я подозреваю, что они могут нагрянуть в любую минуту, и вряд ли они будут очень учтивы. Но ты, наверно, и без меня это знаешь.

— Ну хорошо, — медленно проговорил Майкл О’Коннел. — Даю тебе последний шанс, прежде чем начну отплачивать тебе все долги, которые приобрел в детстве, когда ты меня бил. Приезжала сюда девушка по имени Эшли? Просила тебя помочь ей отделаться от меня?

О’Коннел-старший смотрел на сына прищуренным и полным ненависти взглядом. Он сжал зубы, не давая ненависти прорваться наружу, и процедил:

— Нет и нет, черт побери! Не было никакой Эшли. Не было ничего из того, о чем ты говоришь. И хочешь верь, хочешь не верь, но это правда.

— Ты врешь! Врешь, старый козел!

О’Коннел-старший помотал головой и засмеялся. Это взвинтило его сына еще больше. Он чувствовал себя так, словно идет по узкому карнизу над пропастью и пытается сохранить равновесие. Больше всего в данный момент ему хотелось разукрасить как следует физиономию папаши. Но он взял себя в руки, так как ему надо было знать, что происходит и почему его заманили сюда.

— Она сказала…

— Я не знаю, что она сказала. Эта мисс, как бы ее там, на хрен, ни звали, здесь не появлялась.

Майкл О’Коннел сделал шаг назад. Его мозг лихорадочно работал, пытаясь понять, что задумала Эшли, послав его в родительский дом. Что ей это дает?

— Кто на тебя наехал? — спросил отец.

— Никто. Что ты несешь? — огрызнулся Майкл О’Коннел, сердясь, что отец мешает ему думать.

— Из-за чего весь сыр-бор? Из-за наркотиков? Или ты увел какие-то деньги с дружками, а потом смылся с их долей? Почему какие-то парни с деньгами ищут тебя? Ты что, спер у них что-то?

— Не понимаю, что ты плетешь.

Его озадачивало самодовольное выражение отцовского лица. Даже разгром телевизора его, похоже, не очень расстроил. «Не иначе как ожидает получить какой-то куш, на который купит новый», — решил Майкл.

— С кем ты связался, малыш? Потому что кое-кто всерьез намерен свести с тобой счеты.

— Да кто тебе это сказал?

— Никто прямо так не говорил. Это само собой понятно.

Майкл О’Коннел недоуменно выпрямился. «Чушь какая-то, — подумал он. — А может быть, и не чушь».