Анархопокалипсис - А. Штерн

винтовку и проверяя засоренность УСМ-а подметила послушница. — Если я тебя хоть немного узнала, то ты не из тех, кто делает то, что не хочет.

— Да. Просто раньше это было как-то попроще, а сейчас… — недовольно цыкнула Крис нанося хай-кик пяткой и, кувыркнувшись назад, приняла защитную стойку на полусогнутых, — такой себе… — ещё удар и блоковой уворот, — «интим»!

— Слушай, раз ты так занята своими этими упражнениями, чего ж тогда отвечаешь? — надулась Алессия, ненароком цепляясь длинным рукавом посеревшего платья за прицельную планку винтовки. — Ой!

— Привычка, — поморщилась рыжеволосая девушка, отрабатывая боковой удар в припрыжке, и тут же согнулась от резкой боли. — Чертова крепатура!

— Сколько ты уже это делаешь?

— Тренируюсь? Часа четыре, примерно, — ухмыльнулась взмокшая от пота Кристин, протирая лицо намоченной тряпкой и закидывая её на макушку. — Опять зацепилась? Отрежь его.

— Мой рукавчик?! — возмутилась монахиня. — Но ведь это моя единственная одежка! А вдруг… вдруг у нас не будет бинтов?!

— Бинт у меня всегда есть, — спокойно ответила Крис, глотая целую горсть каких-то таблеток. — Вот вроде странная сучка у Цербера, а медикаментов у нее на армию хватит. Надо было тогда раскошелиться, а я, блин, пожадничала. Не думала, что будет такой голяк.

— Как грубо! — недовольно воскликнула Лесса.

— Это констатация профессиональной деятельности, а не оскорбление по половому признаку, — угрюмо буркнула Харенс.

— Нет, оскорбление! — возмутилась Вуншкинд. — Тебе бы было приятно, если бы тебя так… вот так?!

— Обо мне отзываются и похуже, — иронично усмехнулась Кристин. — Но, даже так, сдается мне, её это «звание» более чем устраивает.

— И почему же?

— Потому, что она во всём ему потакает, как будто не имеет собственной воли, — хмуро отозвалась рыжеволосая гончая. — Обычная тень. Терпеть таких не могу.

— Всё равно — грубо! И вообще, с чего бы тебе волноваться об этом?

— Не перевариваю ведомых, — гончая слабо оскалилась. — Каждый имеет право на чувство собственного достоинства. Нельзя отказываться от этого, в угоду другим!

— Да даже если и так, то её всё устраивает, а тебя, почему-то ничего не устраивает! Это ты какая-то странная, Крист.

— Оно то меня и морозит, — хмыкнула Крис и невольно вытаращилась на белокурую. — Как ты меня назвала?

— А что?

— Да нет, ничего, — она мотнула головой и угрюмо добавила. — Не знаю, каким образом ты умудрилась так сократить мое имя, но больше не используй эту формулировку.

— Я же говорю — ничего тебя не устраивает! А так, между прочим, быстрее и даже в бою обращаться попроще!

— Какой ужас, — Харенс закатила глаза и перевела взгляд на привязанную к дереву лошадь монашки. — Ладно, давай лучше займемся поиском действительно интересной работы. Толку от разговоров? Поехали.

***

Скача по лесной опушке, Алессия, то и дело, ворчала о неудобной лесистой дороге и о дурацких прятках непонятно от кого. Кристин же предпочитала отмалчиваться, лишь изредка поясняя необходимость скрытности и внимательного осмотра территории.

— Так чем, всё-таки, ты раньше таким занималась? — в очередной раз поинтересовалась монашка, крепко удерживая поводья. — Не могла же ты с самого детства людей пачками чикать.

— Ну, как сказать: «не могла»? — задумчиво отозвалась конопатая, по-прежнему не признавая седла. — Всяким. Воровала, шпионила для разных кретинов, а потом нарвалась на конченную мразь и поняла кое-что очень важное.

— Ты это о чём?

— Да так, работала на одного мелкого предпринимателя, — она заметно поникла и опустила глаза. — Говорил, что охотится на шайку отъявленных педофилов и хочет уберечь местных малолеток от этих уродов, а по факту — сам оказался начальником тех самых уродов и натравил меня на целую бригаду добровольцев, которые как раз пытались вывести эту мразь на чистую воду.

— И ты раскрыла его грязные тайны? — возбужденно воскликнула Лесса, словно услышала начало какой-то крутой детективной историй.

— Нет, — гончая резко замолчала, а потом так же спокойно продолжила. — Повелась, как проститутка на зажиточного клиента со стволом в кармане. Напала на местных дружинников, едва справилась с пятью взрослыми мужиками, а потом наткнулась на их лидера, который свел счеты с жизнью.

— В смысле?

— Он что-то вроде «мировика» был, в светлые идеалы верил. Оставил предсмертную записку, мол, со своей миссией не управился, и застрелился. Я тогда долго не могла понять, что к чему, а потом нашла у него полароидные фотографии с запечатленными жертвами тех самых сраных педофилов. Давай не будем об этом? — сглатывая ком в горле добавила Крис, стараясь выбросить из головы то самое злополучное фото искалеченного мальчика, который потом не раз преследовал её в ночных кошмарах.

— И что потом? Ты таки раскрыла коварные планы того… как там его?

— Не важно. В юности я была до одури наивной идиоткой. Думала, так смогу сделать мир «чище», а по факту — подсобила типичному любителю молоденькой дичи.

— Ну и что? — удивилась Лесса. — В наше время даже на 10-ти летних, бывает, что женятся. Это же почти совершеннолетие! И вообще, по тебе и не скажешь, что ты прямо-таки заботишься о других.

— Нет, просто не хочу делать честь всяческим тварям. Это то же самое, что засунуть руку в дерьмо, в надежде найти там что-нибудь ценное. — скривилась наёмница. — Считай это очередной моей странностью, но мне банально противно рыться в помойке, даже если где-то там внутри скрывается клад.

— Так, а с этим «уродом» что было потом?

— Тебе типа история понравилась? — нахмурилась гончая.

— Конечно! Особенно про бедных деток и злых дяденек! Это прям жуть какая! — довольно прощебетала послушница. — Просто как в этих… как их? Ужастиках, да?

— Да что с тобой такое? — слабо оскалилась Крис, осуждающе глядя в затылок монашки.

— Истории — это здорово! — улыбнулась Алессия. — Это как в сказках, где герои воевали со злодеями! Я всегда хотела сделать что-то эдакое такое! Не обижайся! Конечно я знаю, что быть уродом — очень плохо, но всё равно звучит интересно!

— И кто ещё странная? — снисходительно буркнула Харенс, вспоминая ту ночь, когда её впервые пристыдила собственная наивность.

— Ты! — уверенно заключила Алессия. — В конце концов, ты же на нейтралитете, или как там положено у бродяг? Чего бы волноваться?

— Нейтралитет? Пф! Нет никакого нейтралитета! Однажды всё равно придется оступиться и шагнуть не туда, — гончая пустила нервный смешок. — Я была такой жалкой неудачницей, что даже застрелиться пыталась. Слушай, без обид, но впервые выходя на скользкую дорожку бродяги — будь готов к максимальному количеству дерьма, причем сразу и со всех сторон. Такая себе, vittu, романтика.

— Чего?! — опешила монашка, едва не пуская лошадь в колючие заросли. — Суицид — страшный грех!!! К чему такие крайности?! А ну, не смей себя убивать!

— Я делаю это каждый день,