Рыночные силы - Ричард Морган

Однако он ни на чем не мог сосредоточиться, то и дело начинал мечтать. Мысли ползли улитками, разбиваясь на бесполезные осколки.

Он слышал голос Карлы.

«Даже когда пьян, даже в нетрезвом состоянии он лучший водила из всех, что я видела».

Голос Хьювитт.

«Когда Майк Брайант выедет против тебя в пятницу, мистер Шахматист, – а он это сделает, потому что жестче и быстрее тебя, – так вот, когда это случится…»

Он вспомнил, как водит Брайант. Как он играет в шахматы. Майк шел напролом, действовал на полную и получал удовольствие от дикого стиля.

Брайант и угонщики. Грохот немекса, падающие тела.

Брайант и Грифф Диксон. Безжалостность и точность.

Брайант и Мародер. Майк подначивает члена банды и ухмыляется, предвкушая драку.

Брайант на «Крайчид Фрайарз». Безоружный против пяти мужчин с дробовиками.

Крис мысленно просматривал эти сцены, закрыв глаза.

И снова Хьювитт.

«стрелял в раненую Митцу Джонс с близкого расстояния, когда она не могла выбраться из покореженного автомобиля… Еще на твоих руках кровь восьмидесятилетнего старика… Так что не сильно ты от меня и отличаешься».

Он задумался: а что если она права?

От этой мысли его передернуло.

Час спустя Крис понял, что лежит на кровати, смотрит в потолок и осторожно обдумывает эту идею, будто исследует сломанную кость, торчащую из раны, взглянуть на которую страшно.

В конце концов он поймал себя на том, что надеется – это может оказаться правдой.

Не испытывая всепоглощающей ненависти, которую питал к Эдварду Куэйну, он не знал, какими ресурсами воспользоваться, чтобы выжить завтра.

Кэб высадил его в конце подъездной дорожки.

Странно было идти пешком по извивающемуся гравию и смотреть, как постепенно из-за деревьев выплывает дом. Сам факт присутствия в этом месте вызывал необычные ощущения: Крис не появлялся здесь несколько недель, да и раньше, до того, как его жизнь распалась на две, он не помнил, чтобы когда-нибудь подходил к дому на своих двоих. Может раз, в какой-то выходной, вечером, когда они с Карлой отправились в деревню. В начале лета. Он не мог вспомнить.

Крис добрался до круглой площадки в конце, и его взору предстал «Сааб» – неподвижный и блестящий от капель дождя. Интересно, ухаживала ли за ним Карла в последнее время? Когда на нем последний раз ездили? Придется испытать его на дороге. Проверить на…

Сквозь защиту стрелой прорвалось воспоминание: Карла лежит под «Саабом», проверяет его после тест-драйва, сыплет вопросами о ходе, а он стоит с бокалом виски в руке, смотрит на ее ноги и отвечает. Знание, доступное им обоим, увлеченность одним и тем же делом дарили ощущение тепла.

Крис смотрел на «Сааб», и на сердце скребли кошки. Ему хотелось сесть за руль и отправиться куда-нибудь. Целых двадцать секунд он стоял, уставившись на машину, как умирающий с голода человек – на крупное животное, которое он, вероятно, сумеет прикончить голыми руками и съесть сырым. Он двинулся с места, только когда ручки сумок начали больно резать руку.

Еще рано.

Он поставил поклажу у входной двери и достал из кармана опознавательный жетон, предъявил его замку. Плечом открыв дверь, Крис перешагнул порог. Внутри царил холод из-за того, что здесь какое-то время никто не жил. На всем лежал тонкий налет чуждости, какой ощущаешь, возвращаясь домой после долгого отсутствия. Он стоял в гостиной, бросив сумки к ногам. Жесткой пощечиной пришло осознание: Карла ушла от него.

Она почти ничего не взяла, но немногие предметы, которые исчезли, зияли ранами. Фигурка женщины из зеленого оникса, которую она купила в Кейптауне, раньше стояла у телефона. Из голой стены торчали два тупых металлических стержня, на которых прежде висела расплющенная головка цилиндра от двигателя «Вольво» с гравировкой – Карла получила ее, закончив курс механика. Что-то еще исчезло с камина – словно зуб выдрали. Однако он, хоть убей, не мог вспомнить, что. Карла прополола ряды фотографий на подоконнике, забрав снимки друзей и семьи, оставив лишь те, на которых они были вдвоем или только он. Несобранный урожай рамок на белом дереве напоминал выброшенные на берег яхты. Книжные полки опустели, большинство жителей покинули свои места, а оставшиеся лежали плашмя или одиноко ютились по углам.

Он выпотрошил сумки на диван, положил немекс и недавно приобретенный ремингтон на кресло. Вид оружия заставил его остановиться. Он вдруг понял, что прежде никогда не приносил пистолет домой. Даже когда той гребаной ночью они отправились в Брундтланд, Крис доставал оружие из бардачка «Сааба». Сейчас пистолет на кресле казался столь же чужим, как и пустые места, откуда Карла забрала свои вещи. Чувство было такое, будто пропало его имущество.

Крис взял дробовик, оттягивая время, прежде чем подняться в спальню. Несколько раз он передернул затвор, наслаждаясь щелканьем, которое издавало оружие с сухим порохом. На какое-то время забылся, играя с механизмом, затем упер приклад в плечо и обвел прицелом комнату, как ребенок, играющий в войнушку. Он целился в те места, откуда Карла забрала свои вещи, а в последнюю очередь навел орудие на собственное отражение в зеркале. Долго смотрел на человека, стоявшего там, затем опустил ремингтон, чтобы лучше разглядеть, после чего быстро взвел его, поднял к плечу и снова спустил курок.

Крис вышел к машине.

Позднее тем же вечером он снова припарковал «Сааб» и вернулся в дом во второй раз. Включил свет. Тьма за окном отбрасывала на дом тени – теперь отсутствие вещей Карлы меньше било в глаза.

Он уже поел. Запер дверь и направился прямиком в спальню. Карла забрала с прикроватного столика аналоговые часы из полированного гранита – теперь узнать время можно было лишь, взглянув на трюмо, где стояли старенькие «Касио», которые они вместе купили на каком-то аукционе много лет назад. Крис долго лежал в темноте, наблюдая, как горят зеленые цифры, сменяют друг друга секунды его жизни и уходят последние минуты дня, завершая отсчет на нуле. Как наступает новое утро – утро дуэли.

Он не спал. Какой в этом смысл?

Когда Крис включил телевизор, говорили про него:

– …не совсем то, что ожидаешь от водителя его класса, не так ли, Лиз?

– Тут как посмотреть, Рон. – Плотно облегающий свитер с вырезом, легкий макияж, в беспорядке заколотые наверх волосы – она выглядела очаровательно. От одного взгляда на Лиз внутри Криса все сжалось. – После Куэйна Фолкнер действительно был нестабилен, но это не говорит о том, что все плохо. Я брала у него интервью и знаю, что он не рассматривает дикую открытую жестокость как стопроцентную необходимость.

– В отличие от Майка Брайанта.

– Вы опять же все упрощаете. Можно сказать, что Майк более последователен и консервативен, и да, он не боится утопить педаль газа, когда это необходимо. Но его нельзя поставить в один ряд с такими людьми, как, скажем, Йео из «Маринер Скетч», или водители, иммигрировавшие из Восточной Европы. Жестокость и варварство присутствуют у них по умолчанию. Брайант не такой.