Хромой из Варшавы. Книги 1-15 - Жюльетта Бенцони

же карту на кровати Альдо, который занимался бритьем и очень удивился занятию Адальбера.

– На что тебе карта? Ты же знаешь Францию как свои пять пальцев! Автомобильные шоссе, проселочные дороги и козьи тропки!

– Оказалось, что Франш-Конте, один из красивейших уголков Франции, я как раз как следует и не знаю. Здесь очень холодно зимой и очень жарко летом. Что еще? Думаю, ты не знаешь эти места вовсе. А знание местности – главное для тех, кто ищет сокровища...

Слова Адальбера сработали: Альдо вздрогнул, порезался и... впал в ярость.

– Черт бы вас всех подрал! С каких пор ты заделался Водре-Шомаром? У него с языка не сходит слово "сокровища"!

– А у тебя нет? Тогда объясни, для чего мы сюда притащились? Насколько я знаю, мы собираемся вмешаться в то, что нас совсем не касается. Но поскольку мы только этим и занимаемся с тех пор, как познакомились, то оба к этому привыкли. И какое-никакое, но мы все-таки имеем отношение к случившимся убийствам, потому что в эту историю вмешалась и План-Крепен. Так что не разыгрывай невинность и заклей порез пластырем, если не собираешься менять рубашку.

Адальбер отвернулся и принялся обводить кружком на карте усадьбу Водре, а потом нарисовал еще несколько кружков, сверившись с записной книжкой, которую достал из кармана. Обвел он кружком и небольшой поселок в двух шагах от границы, где в последний раз видели Соважоля живым...

Альдо, поглядывая на него, продолжал одеваться, что, впрочем, не заняло у него много времени. Альдо терпеть не мог опаздывать. Заставлять себя ждать было для него еще мучительнее, чем ждать самому. Гонг – единственное экзотическое нововведение в этом доме, построенном во времена мушкетеров и оставшемся верным тем временам, объявил сбор. Второго сигнала не потребовалось. Все уже спустились вниз, и мажордом Гатьен распахнул двери столовой перед своим хозяином, который вошел первым под руку с маркизой. Маркиза невольно отметила про себя, что хозяйка дома знает и соблюдает все правила этикета, каких придерживаются в Париже, и задумалась, привез ли их сюда ее брат, или они всегда здесь существовали? Гости и хозяева выглядели безупречно – мужчины в темных костюмах, белых рубашках и шелковых галстуках, женщины – в черных платьях, оживленных небольшими драгоценностями. Все они словно бы оказались на пакетботе, где во время путешествия к ужину не "одеваются".

Стол для ужина тоже был накрыт безупречно: высокие серебряные подсвечники вокруг большой вазы с анемонами и нарциссами, старинные фаянсовые тарелки той же раскраски, что и цветы, и не менее старинные массивные стаканы из хрусталя. Антиквар попросил бы за них целое состояние. Стол, на столе старинная посуда, на стенах гобелены, у стен серванты и обтянутые кожей стулья времен Людовика XIII – все выглядело единым ансамблем, все гармонировало друг с другом. Оригинальностью отличался лишь камин, хотя принадлежал той же эпохе, – он был очень велик и сделан из мрамора, в нем потрескивал огонь, а напротив него висел портрет кардинала Ришелье в муаровом алом шелке. Кардинал казался живым.

Любопытный Адальбер не удержался и спросил:

– Простите за нескромность, но я осмелюсь спросить, что делает портрет его грозного высокопреосвященства у вас в доме? Насколько я знаю, отношения Франш-Конте и кардинала не отличались теплотой.

– Скажем, что кардинал здесь находится в наказание, обреченный наблюдать, как мы пользуемся разными преимуществами, которых он хотел нас лишить, подчинив наше графство французскому королю. Мы были одним из его фиаско. То же можно сказать и в отношении принца де Конде. Его бюст вы увидите в галерее на первом этаже, она соединяет библиотеку с основным зданием. Скажем, что принц показал нам небо в алмазах, но присоединил нас к себе только Людовик XIV благодаря тем шести договорам, которые были заключены в Нимвегене в 1678 году после войны со шведами.

– Почему же вы так долго противились присоединению? Ведь вы же французы!

– Из духа противоречия. Мы принадлежали Бургундии во времена герцогов. И после гибели Карла Смелого хотели оставаться именно в Бургундии. Молоденькая герцогиня Мари была такой мужественной, такой прелестной. Но она умерла в расцвете лет, упав под ноги собственной лошади. А замуж она вышла за Максимилиана Австрийского. Мы стали принадлежать империи. Радость невелика, но зато нас оставили в покое. А уж когда мы проснулись испанцами, не рады были ни богатые, ни бедные, но французы, вместо того чтобы уговорить нас, стали присоединять силой, вот мы и ответили. А вы знаете старинный рассказ о том, как возник наш девиз?

– Нет, – отозвалась госпожа де Соммьер.

– Кажется, де Конде обратился к нам: "Франш-Конте, сдавайся!" А мы в ответ: "Не надейся!".

– И все-таки де Конде был наместником Бургундии и стоял во главе местных Генеральных Штатов, разве нет? И, скажите, почему вы так сожалеете о временах герцогов?

– Де Конде – пример неудачный. Хочу вам напомнить, что герцог де Конде восемь лет служил королю Испании, как раз до того самого времени, когда Людовик XIV взял в жены инфанту. Разумеется, мы предпочитали быть французами, но на свой манер. В старые времена нашей столицей был Доле. Доле уступил место Безансону, и надо сказать, тогда нас побаловали: Вобан построил свою великолепную крепость, сделав из Жу неприступный бастион. К тому же тогда у нас был парламент... И по-прежнему отличался духом противоречия. Так что во время революции наша знать приняла сторону третьего сословия.

Адальбер рассмеялся.

– Слушая вас, хочется спросить, куда же мы все-таки приехали?

– В Франш-Конте! Этим все сказано! И мы славно воевали во время последней войны.

На этом разговор закончился. День был длинным, утомительным. Всем хотелось спать, и после последней чашечки кофе или рюмки ликера все разошлись по своим комнатам.

В постель не легла одна Мари-Анжелин. Во всяком случае, легла не сразу. Догадываясь, что творится у нее на душе, госпожа де Соммьер сразу сказала, что очень устала, и сократила донельзя привычную церемонию укладывания в постель, отказалась от чтения на ночь и освободила свою компаньонку, пожелав ей спокойной ночи. Вернувшись в свою комнату, Мари-Анжелин зажгла настольную лампу, взяла карту и внимательно ее изучила, потом накинула шаль, потому что весенняя ночь была очень и очень прохладной, и вышла на узкий балкончик, опоясывающий второй этаж.

От молоденького месяца толку было мало, зато завораживало обилие звезд, что сверкали этой ночью в Юрских горах. План-Крепен отличалась острым зрением. Теперь она знала, что озеро называется Сен-Пуэн и что в него втекает, а потом вытекает река Ду, а ее исток находится не так далеко