Ради любви… - Одри Хэсли

— А уж ко мне-то Он как был милостив, дорогая! — растроганно ответила Леонора. — И я горжусь, что ты, несмотря ни на что, столь многого достигла!

Сидни вернулся с операции уже затемно. Шерил к тому времени успела запутаться в своих противоречивых ощущениях. В операционной униформе Сидни выглядел гораздо моложе своих тридцати двух, а тут еще этот беспомощный — от усталости, что ли? — взгляд, усиливавший сходство с Сидди… Шерил стало просто не по себе.

— Я малость опоздал, только сейчас освободился, — будто оправдываясь, сказал он, и это прозвучало с несвойственной ему неуверенностью.

— Ты выглядишь таким усталым! — вырвалось у Шерил.

— В самом деле? — Подходя к кровати Сидди, он не отрывал от Шерил взгляда. — Впрочем, денек выдался трудноватый.

Легкость, с которой это было сказано, противоречила чувствам, мерцающим в глубине его темных глаз, устремленных на Шерил.

— Оно и заметно, — пробормотала Шерил, вставая. — Пойду пройдусь. — Ей хотелось просто бежать от этого гипнотического взгляда, однако спокойно дойдя до двери, она даже нашла в себе силы обернуться и миролюбиво сказать: — Сидди спрашивал о тебе.

Сидни явно обрадовался, что не на шутку ее испугало. Шерил с тоской подумала, что желание бежать возникло у нее из-за неспособности разгадать смысла этого взгляда. И вдруг, будто опомнившись, она спросила себя, а зачем ей вообще что-то разгадывать? Нет, что бы там ни было, а надо взять себя в руки и покончить со всей этой умственной сумятицей.

Леонора, безусловно, права, мало мудрости в том, что на многие годы она изгнала из сознания все мысли о Сидни… Это помогло, конечно, отрешиться от самозабвенной любви, но вот теперь за это приходится расплачиваться горькими воспоминаниями. Хотя он стал старше, но оставался тем же мужчиной, которого Шерил страстно любила. Ей стало ясно, что отделаться от воспоминаний уже не удастся.

Шерил вышла из здания и окунулась в сумрак еще не остывшего от дневного зноя больничного сада, хотя вечерний ветер уже нес прохладу, приятно овевая разгоряченные щеки. Идиллическое спокойствие окружающей природы только сильнее подчеркивало мучительность неразберихи и хаоса чувств, владевших Шерил.

Надо же было такому случиться, что из-за внезапной болезни сына в ее жизни появился Сидни, из-за чего сразу возникло столько трудностей! Мало ей было и без того забот и хлопот, с которыми она насилу успевала справляться, так нет, судьба подбросила еще и это! Скачущие мысли, своевольно появляясь и исчезая, не просто пробудили в памяти все подробности их с Сидни любовной истории, не просто вернули прошлое, но быстро превратили это прошлое в нечто такое, что трудно отличить от настоящего.

Даже собственное тело вышло из подчинения, вдруг настоятельно напомнив о себе опустошающими приступами острого желания. Опустошающими, да, сказала себе Шерил, но по сути вполне объяснимыми. Даже шесть лет назад, будучи совершенно невинной и наивной, она поняла, что сексуально они с Сидни удивительно подходят друг другу, и даже тогда интуиция подсказывала ей, что такое случается не часто. Хотя, возможно, она ошибается, ведь с тех пор у нее никого не было, и совершенно естественно, что тело столь властно отозвалось на появление единственного мужчины, владевшего ею. Вот так и вышло, что от нежданной встречи душа возмутилась, а тело, очнувшись от долгой спячки, тотчас потребовало своего.

А как же те, другие? Шерил зябко поежилась и обхватила себя руками, ибо легкий озноб пробежал по коже при воспоминании о том, что поведала ей Леонора. А те женщины, с которыми Сидни пытался забыть свое горе?… Неужели их тела так же мучительно отзываются на воспоминания о страсти?

Шерил рассердилась на себя: додумалась черт знает до чего! Какое ей дело до других, до этих совершенно незнакомых ей женщин и до того, что они переживают и испытывают? Мало ей своих переживаний! Постаравшись выбросить все это из головы, она вспомнила умилительную картинку — ее сын и склонившийся над ним Сидни… Шерил повернулась и с колотящимся сердцем устремилась к больнице.

Ночная сиделка уже пришла, но, как видно, куда-то отлучилась. А она-то, открывая дверь палаты, надеялась, что девушка здесь.

Нет, здесь были только Сидди и Сидни. Отец и сын. Подойдя поближе, Шерил заметила, что по щекам Сидни текут слезы.

— Доктор, почему ты плачешь? — прозвучал голосок ребенка.

— Потому что я люблю тебя, малыш, и мне больно видеть, что ты страдаешь.

— Ты так сильно меня любишь? Почему?

Сидни обернулся к Шерил, глаза его умоляюще вопрошали. Она кивнула, инстинктивно кивнула, отвечая на его немой вопрос положительно, хотя душа ее, терзаемая необъяснимым страхом, протестовала.

— Я люблю тебя гораздо сильнее, чем ты можешь представить.

— Почему?

— Потому что я твой отец, Сидди.

— А я знал, что ты придешь! — на одном дыхании выпалил Сидди, мельком взглянув на мать. — Я загадал на мой последний день рождения, чтобы мой папа ко мне пришел. Так и получилось!

Малыш никогда не говорил матери об этом. Тайная мечта, надежно укрытая в маленьком сердечке, обнаружилась лишь тогда, когда загаданное желание, наконец, сбылось. Это потрясло Шерил, она всхлипнула и не смогла удержать слез. Чуть ли не на ощупь взяла она горячую ручонку сына и сжала ее.

— Не плачь, мамочка. Папа позаботится о тебе. Знаешь, папа, мама очень храбрая, спроси хоть у бабушки. Даже когда она поранила палец, то не заплакала.

Не в силах больше сдерживаться, тщетно пытаясь подавить всхлипы, Шерил покинула палату и там, за дверью, разрыдалась по-настоящему.

— Ничего, Шерил, ничего, поплачь, тебе станет легче… — Сидни обнял Шерил и нежно поглаживал по плечу, но ничто не могло унять ее рыданий. — Мальчик уснул, я вызвал сестру, она сейчас подойдет, и я отвезу тебя домой.

Когда они приехали, Сидни помог Шерил выйти из машины и, поддерживая за локоть, повел к дому. Вскоре они оказались в стерильно белой кухне, где он усадил Шерил за стол. Сияние ярких ламп заставило ее опустить веки, она почти совсем уже успокоилась, лишь изредка тихонько всхлипывая.

— Ничего, ничего, — повторял Сидни. — Тебе, очевидно, необходимо было выплакаться.

Он достал носовой платок и осторожно стер с ее лица слезы.

— Я просто… я подумала о том, что ждет Сидди завтра, — оправдывалась Шерил, не собираясь уточнять, что причина ее слез не только в этом. — И Леонора уехала, а я так привыкла, что она всегда рядом…

— Скажи, миссис Тампст и была той самой женщиной, с которой ты проводила так много времени в твой первый приезд в Новую Зеландию? Та самая, у которой, насколько я помню, ты работала в художественной галерее?

Шерил кивнула.

— Я тогда и понятия не имела, кто она и что, знала только, что она владелица галереи.

— Хорошо, что Сидди зовет ее бабушкой, — заметил Сидни.