Изумрудная скрижаль - Ирина Калюжнова

Но надо в общество втираться, скрывая для карьеры ляг костей…

Живые спят. Мертвец встаёт из гроба,

И в банк идёт, и в суд идёт, в сенат…

Чем ночь белее, тем чернее злоба,

И перья торжествующе скрипят.

– Зачем Вы мне это говорите? – сказала Лиза почти зло.

– Что это? – спросил Алексей Тимофеевич, насмешливо и спокойно.

– Это Блок. Если я не ошибаюсь, «Пляска смерти», буркнула Лиза. И спросила в свою очередь. А это что?

Если б счастье моё было вольным орлом,

Если б гордо он в небе парил голубом —

Натянула б я лук свой певучей стрелой,

И живой или мёртвый, а был бы он мой!

– Понятия не имею, – сказал Алексей Тимофеевич.

– Это Мирра Лохвицвая, была такая, может быть, слышали.

– Ладно, всё, – сказал Алексей Тимофеевич раздражённо, – у нас тут не вечер поэзии и не викторина. Мы с тобой заняты серьёзным делом, ловлей богатого мужа. А ты, оказывается, хорошо знаешь поэзию.

– Не так чтоб очень, как-то с детства привыкла, у родителей хорошая библиотека. Но, сейчас это не нужно, во всяком случае, на работе такие вещи лучше не демонстрировать. Не представляю, как это можно использовать.

– И чему тебя только учили в твоём отделе маркетинга. Продать можно всё, нет такого товара, на который умелый человек не нашёл бы покупателя. Нужно лишь правильно определить сегмент рынка и потребности потенциальных покупателей. Правильно я говорю?

– Вообще то правильно.

– Не вообще то, а абсолютно правильно. Для обработки твоего следующего варианта знать поэзию просто необходимо. И не только знать. Знание поэзии ещё не все, нужно также уметь оценивать, уметь вести разговор на поэтические темы, и иметь хороший вкус. Впрочем, вкус нужно иметь как раз такой, чтобы похвалить, то, что надо. Алексей Тимофеевич включил компьютер, несколько раз щёлкнул мышью, и на экране высветились поэтические строчки.

– Смотри на экран. Что ты скажешь об этом? – сказал он строго.

На экране монитора появились строки.

В ночном кошмаре раскололась явь,

И на полу желтела лужа мёда

И как оса, увязнув без исхода,

Я всё на волю рвался влёт и вплавь.

– Ну и что с этим делать? – растеряно спросила Лиза.

– Похвали, расскажи, почему это хорошо.

– А зачем хвалить?

– Потому что так надо. Делай то, что я говорю.

Лиза слегка задумалась, а потом произнесла.

– Автор очень тонко изобразил, с помощью поэтических средств, стремление человека вырваться из одуряющей и скучной действительности. Эта действительность когда-то казалась ему сладкой, и он стремился к этой действительности. Он приблизился к тому, что его манило, и увяз. Очень впечатляет. Я тоже иногда чувствую себя такой осой.

– Молодец.

Лиза явно была растерянна и не понимала, что к чему.

– Разве среди богатых людей есть любители поэзии, – спросила она.

– Всякое бывает, ничего не надо обобщать. Не суди обо всех по тем, кто покупает бачки для унитаза с золотыми рыбками.

Алексей Тимофеевич щёлкнул мышью, и на экране появилось лицо уже не молодого мужчины.

– Фотография не совсем удачная, в жизни он симпатичнее, – сказал Алексей Тимофеевич, – это совладелец сети магазинов Ти С, знаешь такие супермаркеты.

– Кажется, знаю.

– Этот человек будет твоим вторым вариантом. Он уже не молодой, но и не старый.

– Конечно не старый, – засмеялась Лиза, по сравнению с тем американцем, которого поймали на образ Мерлин Монро.

– Вот и хорошо, теперь слушай меня внимательно, всё запомни и постарайся подойти к делу творчески.

– Я вся внимание, – сказала Лиза.

Если бы 15 лет назад Владимиру Захаровичу Сомову сказали, что он будет совладельцем сети продуктовых магазинов, он бы очень удивился. И желания такого он никогда не имел. Он всегда искренне считал, что такая деятельность ему чужда. C ранней юности он писал стихи, и посещал различные литературные объединения. В Литературный институт он, разумеется, не попал, а закончил технический вуз и потом мирно отсиживал положенные часы в одном из многочисленных КБ. Он и все члены литературных объединений искренне не могли понять почему их стихи, которые не хуже тех, которые пишут официально признанные поэты не принимают к изданию. Даже сейчас, когда прошло уже столько лет, и можно взглянуть на всё более трезвым взглядом. Сомов видел, что стихи его друзей, посещавших литературную студию, конечно, не были такими гениальными, как они считали тогда. Но общий уровень этих стихов, безусловно, поднимался над уровнем поэзии официальной. Однажды они проделали такой эксперимент. Взяли несколько сборников издающихся поэтов, выбрали по одному стихотворению перепечатали на машинке и одна девушка отправилась по редакциям, предлагая, как она говорила, свои стихи. И чего только не пришлось ей выслушать и что стихи сырые и что рифма хромает, и что в них нет смысла. Ни в одной редакции её не обвинили в плагиате. Зато один пожилой, известный, и, сам пишущий стихи пишущий редактор, глубокомысленно изрёк, что только молодой девушке позволительно писать такие стихи. А ведь все поэты, из сборников которых бралось по одному стихотворению, были мужчинами, и всех их хвалила критика. Девушка записывала все имена редакторов и их высказывания в специальную тетрадку, которую они потом читали все вместе. Выходка эта тогда казалась им верхом остроумия. Они много потом смеялись, но смех был грустный. С наступлением новых времён ожидались перемены. Все они возлагали надежды на частные издательства, которые будут стремиться к прибыли, а не к пропаганде и будут ориентироваться на читательский спрос, а не на власть чиновников, по своему усмотрению, назначающих гениев. Однако, действительность жестоко разочаровала непризнанных поэтов. Выросшие как грибы коммерческие издания издавали вначале дефицитные в прошлом книги. Но интерес к дефицитным книгам вскоре исчез вместе с исчезновением дефицита. И тогда прилавки заполнили секс издания, гороскопы, хиромантия и всякого рода медицинские и психологические советы., детективы и мелодрамы. Всё это было рассчитано на весьма невзыскательную публику. Что же касается собственно поэзии, то здесь дело обстояло почти безнадёжно. Со стихами коммерческие издания просто не хотели связываться. Единственное, что можно было сделать, это кое-как стянувшись, издать сборник стихов за свой счёт. Но реализовать такой сборник было почти невозможно. Интерес к поэзии упал до полного нуля. Конечно знатоки и любители поэзии всегда были, и всегда будут, но они очевидно, не покупают книг. Те, кто решили публиковаться за свой счёт, обычно дарили какое-то количество экземпляров плохо изданных сборников своим друзьям, а остальное пылилось у них дома. Государство не финансировало одних поэтов и не запрещало других и этого, как оказалось, поэзия не выдержала. И только тогда у Владимира Сомова появился интерес к деньгам. Эх, будь у него много денег он смог бы сам себя издать, и не только издать, но и умело разрекламировать, сделать модным. Причём, сделать это нужно как можно скорее, жизнь идёт и ему медленно, но верно переваливало за сороковник. Сомов периодически пробовал жениться, но ничего хорошего из этого не выходило. Наверное, его душевное смятение и неудовлетворённость делали семейную жизнь невыносимой. Нужно было что-то делать и делать немедленно. Значит, для самореализации ему нужны деньги, много денег. А поскольку сейчас лучше всего торговать и все вокруг торгуют, то нужно заняться именно торговлей. Именно в этот момент ему досталась от бабушки довольно приличная квартира в центральном престижном районе. Володя Сомов после всех своих разводов жил тогда вместе с родителями. Когда-то Сомов мечтал жить один, делать, что хотел собирать друзей и не видеть так часто родителей, которые, в общем и целом, его увлечения поэзией не одобряли, они считали его литературные занятия, не приносящие никаких доходов, только прикрытой формой безделья, и неумения решать житейские проблемы. Но сейчас вместо того, чтобы немедленно переселиться в квартиру и отделиться от родителей, которые жили в двухкомнатной панельке в спальном районе, он продал квартиру и вложил деньги в дело. При всём своём увлечении поэзией, Сомов имел неплохую житейскую сметку, он не был, конечно, так наивен, чтобы предположить, что можно разбогатеть, просто правильно учтя конъюнктуру. Дальше торговых палаток таким путём не дойдёшь, да и это сомнительно. И Сомов связался именно с теми с кем нужно, засунув своё отвращение в карман. Он никогда не считал собственное дело свободой, как некоторые его наивные друзья. Своё дело это налоговая, милиция и бандиты, здесь Сомов не имел иллюзий, и спокойно шёл на всё, очевидно, всю данную ему от природы склонность к иллюзиям поглотила поэзия. Своё дело не даёт свободы, во всяком случае, в нашей стране. Здесь тоже нужно лавировать, кланяться и делиться, и всё это почище парткомов. Поэтому, Сомову понадобился деловой партнёр с соответствующими связями. И такой партнёр нашёлся. Сомов начал дело вместе со своим одноклассником, сыном крупного милицейского чина и бизнес пошёл… Вскоре они уже гнали фуры через границу, и имели в городе сеть торговых точек. Затем один за одним выросли магазины Ти С-Топорков и Сомов. И что самое интересное, у Сомова оказалось истинное коммерческое чутье, прямо таки талант. Он носом чувствовал конъюнктуру, и как никто умел подобрать ассортимент. Это признавали все. И такое признание вызывало в душе Сомова застарелую горечь. «Талантливый человек талантлив во всём». – Полушутливо говаривал Сомов, умалчивая однако о том, в чём же ещё он талантлив. Магазины Ти С набирали обороты. Теперь ничто не мешало Сомову издавать и рекламировать свои стихи. Он имел достаточно средств, и по сравнению с оборотами Ти Са средства на издание и рекламу своих стихов представлялись не такими уж большими. Но теперь к Сомову пришло унылое понимание того, что внимание к былым кумирам было всего лишь отражением существующего тогда положения вещей. Многим из модных поэтов просто разрешалось говорить, то, что другим говорить не разрешалось. И они произносили допустимо смелые речи в стихотворной форме. Таким образом, чтение подобных стихов представляло собой разрешённую форму социального протеста. Слушая их и покупая дефицитные сборники, публика выпускала пар. Это были неплохие стихи, но и только. Да такие же как у него, как у многих других, но такие стихи пишут многие, в этом он убедился посещая литературные объединения. Конечно, многие пишут и хуже, но разве в этом дело. Сомова охватила тоска. Он сделал, то что хотел и достиг желаемого, но это было страшно. Значит, вся его молодость прошла в погоне за химерами. Пожалуй, лучше было остаться непризнанным гением широко известным в своих узких кругах, которому государственная бюрократия не даёт пробиться. Сомов перестал посещать литературное объединение, порвал с прежними друзьями и впал в тяжёлую депрессию. Его томила тоска по несбыточному, он начал пить, но вовремя остановился и решил пойти к психологу. Однако официальной психологической науке, совсем недавно объявлявшей сумасшедшими инакомыслящих, он не доверял, стал искать кого-нибудь неофициального, и на этом пути столкнулся с Алексеем Тимофеевичем. Этот так называемый психоэнергетик и белый колдун оказался человеком интеллигентным и применял свои мистические прибамбасы ровно в той мере, в какой Сомов, мог их выдержать. В общем это был человек его уровня.